Контрселекция погубит Россию

Что еще можно выжать из романа «Бесы»? Если он все еще актуален, то в каком преломлении, аспекте, интерпретации? Наверное, над этим размышлял каждый, кто посетил в театре им. Вахтангова постановку Юрия Любимова.

Первый пласт смыслов «Бесов» является, очевидно, антисоциалистическим. В 1872 году, когда завершилась публикация романа, он так и был понят, а именно как обличение революционного нигилизма и социалистических идей, одобренное сенатором, а впоследствии обер-прокурором Святейшего Синода Константином Победоносцевым.

По сути, благодаря этой интерпретация роман оставались актуальным вплоть до конца XX века, хотя и с разными акцентами-инверсиями. До 1917 года, обнажая духовные и психологические истоки социалистического движения, роман повышал легитимность действующей власти, то есть был выгоден реакционным, консервативным, охранительным кругам. В советское время он, наоборот, подрывал легитимность действующей власти и был популярен в диссидентских кругах. Неслучайно впервые Юрием Любимовым «Бесы» были поставлены в Лондоне 28 лет назад, а первые советские постановки романа относятся только к 1988 году.

К началу третьего тысячелетия социализм как мировая идеология, похоже, потерпел стратегическое поражение. Левые движения, формировавшие повестку дня почти два столетия, утратили массовость, заразительность и напор. В странах Запада и в России красная угроза отошла на второй план по сравнению с демографическим вызовом и исламским фундаментализмом. Как констатировал Кристофер Лэш: «Старый спор между левыми и правыми истощил свою способность прояснять проблемные темы и представлять достоверную карту реальности». Антисоциалистический пласт смыслов романа «Бесы» впервые за почти полтора столетия стал неактуален.

В начале XXI века, как и в начале 1870-х годов, Россию вновь раздирает противостояние двух общественно-политических лагерей. Но теперь это не правые и левые, а охранители и либералы, или, условно говоря, «поклонники» и «болотники».

И тут возникает парадокс. Второй пласт смыслов романа «Бесы» является, несомненно, антилиберальным. Однако симпатии Любимова, очевидно, на стороне «болотников». Скажем, Липутин – один из самых отвратительных членов подпольной пятерки Петра Степановича, стукач и прощелыга. Но когда со сцены раздается вопрос «А знает Липутин?», то слышится «А знает ли Путин?» Верховенский постоянно использует фразы с логическим нажимом на слове «наши» (так и в романе). Члены пятерки периодически потрясают баннером «У НАШИХ». Эти столь характерные для Любимова политические аллюзии зал неизменно встречает аплодисментами.

Но в такой интерпретации чувствуется некая тенденциозность, натужность. То есть кремлядь, конечно, омерзительна, но, хоть убей, не похож Владимир Владимирович Путин ни на Липутина, ни Андрея Антоновича фон-Лембке. А многие из лидеров внесистемной оппозиции могли бы посоревноваться в бесовщине с нашистами – вертлявые, лживые, самовлюбленные и нечистые на руку.

Если бы этим все дело ограничивалось, постановка Любимова не заслуживала бы особого внимания. Той мысли, что власть не всегда лучше тех, кто ей противостоит, явно недостаточно для выдающегося спектакля. Как и банальности, что в любом обществе действуют антисоциальные элементы, силы эрозии и гниения.

Но Любимов не был бы Любимовым, если бы не обнаружил третий пласт смыслов, который возвращает роману «Бесы» актуальность и обличительную силу.

Не буду комментировать сам спектакль – это дело театральных критиков. Замечу, что поставить «Бесы» крайне сложно из-за большого количества действующих лиц, зритель путается. Любимов нашел гениальное решение – на сцене одновременно находятся все действующие лица спектакля, даже умершие по ходу действия.

Но из психологии известно, что человек с легкостью удерживает в кратковременной памяти только семь плюс-минус два объекта, воспринимая их именно как отдельные, независимые объекты. Любимов и здесь находит нетривиальный ход. Одновременно играют не более семи актеров, а все остальные неподвижно сидят у декораций и встают в свете софитов лишь тогда, когда упоминаются в разговоре. И все это под замечательную музыку композитора и философа Владимира Мартынова.

Что я не зря пришел на спектакль, стало ясно с первых минут. В тот самый момент, когда актер, играющий бывшего архиерея Тихона, зачитал цитату из Евангелия от Луки: «Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро, и потонуло. Пастухи, увидя случившееся, побежали и рассказали в городе и по деревням. И вышли жители смотреть случившееся, и пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся» (Лк. VIII: 32–36). И сразу проскользнула мысль, что если бы эпиграф вкратце выражал содержание романа, то на его страницах гибли бы свиньи в человеческом обличье, а люди бы исцелялись…

Происходит же прямо противоположное. Свиньи в человеческом обличье, одержимые мелкими бесами, в романе, наоборот, остаются живы. А гибнут по вине бесов как раз люди с несомненными духовными задатками – почвенник Шатов, экзистенциалист Кириллов и их учитель Ставрогин. Последний, конечно, одержим, но не простым бесом, а демоном высокого ранга и сам свидетельствует об этом, когда утверждает обратное: «О, какой мой демон! Это просто маленький, гаденький, золотушный бесенок с насморком, из неудавшихся». Гаденький бесенок такого не продиктует.

Гибнет также юродивая Хромоножка и поэт-обериут Лебядкин, блестяще сыгранный Евгением Косыревым.

Что же получается? Гибнут, то есть срываются с обрыва, лучшие. Свиньи в человеческом обличье, бесенята и золотушные недотыкомки торжествует. А ведь это контрселекция. Социальный отбор наихудших.

Выходит принцип разрушения, изобличенный в романе, – это не столько леволиберальные идеи в их крайних формах, сколько контрселекция как таковая, которая гораздо страшнее.

Идеологии приходят и уходят. Левые и правые. А контрселекция продолжается – независимо от идеологической обертки.