Станислав Минин. Поскольку настоящих политиков в России можно пересчитать по пальцам одной покалеченной руки, их слова принято изучать под микроскопом. Принято коллективно медитировать над ними как над санскритской мантрой.
Именно так и только так стоит вникать в суть сказанного президентом Медведевым норвежскому журналисту Драгнесу.
Журналист спросил президента, не пойдет ли тот на второй срок, и президент ему ответил:
«Если это будет необходимо для моей страны и для того, чтобы сохранить тот курс, который был сформирован в последние годы (я имею в виду и тот период, когда во главе государства стоял Владимир Путин, и тот период, когда я нахожусь во главе государства), то я для себя абсолютно ничего не исключаю, в том числе и участие в этих выборах».
И дальше: «Но для этого нужно несколько условий: во-первых, как минимум результаты моей работы должны быть приемлемы для наших граждан, ну и мы должны ориентироваться на то, чтобы достичь результата, а не просто поучаствовать. Поэтому – посмотрим».
Неравнодушная общественность слегка забурлила: Медведев собрался на второй срок?! Кое-кто заметил, что президент впервые говорит об этом, не ссылаясь на договоренности с Путиным.
Однако, настроив микроскоп, мы можем не разглядеть этих смыслов в словах президента, зато разглядеть другие.
Желая услышать президентское «да!», рискуешь упустить языковые нюансы, причем довольно существенные для понимания сути сказанного. Медведев не говорит: «Это возможно». Он говорит: «Я не исключаю». Так говорят, как правило, о вариантах не вполне желательных, удобных, предпочтительных, вероятных. Именно их «исключают» или «не исключают».
Когда о том или ином варианте, сценарии поведения говорят «я не исключаю абсолютно ничего», впечатление маловероятности усиливается. Чтобы такой сценарий сработал, должно произойти что-то экстраординарное.
Например, говоря условно, «имидж Медведева» за два года должен стать для российского избирателя предпочтительнее «имиджа Путина».
Президент говорит: «Мы должны ориентироваться на то, чтобы достичь результата, а не просто поучаствовать». О каком результате идет речь? О победе над условными Зюгановым и Жириновским? Выборы последних лет показали: это не тот результат, ради которого стоит излишне напрягаться. И в этом плане за два года ничего принципиально не изменится.
Измениться может другое – процент. Президент легитимен при любом большинстве голосов – при 51%, 61% или 91%. Но в России президентские выборы фактически превратились в референдум о доверии правящей элите. Значит, важна уже не просто легитимность, а уровень легитимности.
Тот, чей имидж способен стяжать больший уровень легитимности, выдвинет свою кандидатуру. И абсолютно ничто в словах Медведева не указывает на то, что его имидж.
Высказывание президента, конечно, читают и по-другому: Медведев будет выдвигаться не вместо Путина, а наряду с Путиным. Как конкурент. Как оппонент. Как представитель иной группы интересов.
Возможно ли это? Да, возможно, но лишь в том случае, если между Путиным и Медведевым возникнет пусть не разрыв, но хотя бы публичная, артикулированная дистанция. За два года ее не появилось. Ни словом, ни взглядом, ни прищуром, ни усмешкой о ней не сигнализировал ни один член правящего тандема.
Вы можете представить себе дебаты между такими «оппонентами»? Настоящие дебаты – ведь речь идет о всамделишных выборах, не так ли? Мне пока не хватает фантазии.
Интервью Дмитрия Медведева норвежскому журналисту не снимает с повестки дня актуальный вопрос: как правящая элита намерена подать обществу новость о том, что молодой и энергичный президент с высоким рейтингом доверия не хочет больше быть президентом? Чем это объяснят?
Если Медведев все-таки захочет идти на выборы, ему придется совсем по-другому формулировать свои намерения. Использовать совсем другой язык.
