Почем сегодня город русской славы?

«О целесообразности обмена флота на газовую цену говорить, конечно же, можно много. И прежде всего в самой России – не такая уж это богатая страна, чтобы дарить соседям 35 миллиардов долларов взамен на сохранение кучи ржавых посудин в луже практически полностью контролируемого НАТО Черного моря. Но в России привыкли обсуждать политику не в категориях денег, а в категориях символов», - прокомментировал новое российско-украинское соглашение журналист Виталий Портников.

Сложно сформулировать проблему с большей точностью и ясностью.

Российская политика действительно одержима символами. Во многом именно поэтому с таким сочувствием Россия относилась к стремлению сербов удержать в составе страны гангреноидное, но глубоко символичное Косово. Близость психологии – вот объяснение.

В сентиментальности как таковой нет ничего предосудительного, просто ту грань, за которой сентиментальность становится избыточной, определяет цена. 35 миллиардов – высокая цена, заставляющая задуматься о том, а нельзя ли добиться цели как-то по-другому, сократив издержки.

Выход к Черному морю имеют шесть общепризнанных стран. Три из них – страны НАТО (еще одна страна – Грузия). Они же контролируют выход из акватории Черного моря. Военно-стратегическая ценность устаревшего ЧФ в этом контексте представляется сомнительной, и миллиардный «выкуп», равно как и ежегодная аренда ценой в 100 млн. долларов нуждаются, по меньшей мере, в дополнительных разъяснениях (Оставим в стороне то обстоятельство, что сама «враждебность НАТО» больше похожа на жупел, чем на описание реальности).

Если же «посудины в луже» - это способ застолбить за Севастополем его символизм, статус «города русской славы», то стоило бы поискать альтернативу. Масштабный культурный проект вроде музея флота – при участии Украины – стал бы альтернативой вполне достойной.

Для того чтобы вся культурная Европа помнила о том, что Аахен – столица империи Карла Великого, а Реймс – город, где короновали французских королей, в Аахене и Реймсе вовсе не обязательно размещать Рейхстаг или президентский дворец.

Несколько дней назад я писал о том, что ценности – неотъемлемая болевая точка во внешней политике сверхдержавы. Болевой точкой российской политики, не основанной на ценностях (как представляется), помимо самого комплекса империи, является именно приверженность символам.

Журналисты The Guardian на днях справедливо заметили, что элиты бывших советских республик вовсе не являются пешками в российской или американской политике, но, напротив, эффективно манипулируют сверхдержавами.

Это действительно так. Курманбек Бакиев брал у России деньги за закрытие американской базы, а с Соединенных Штатов – за смену вывески. В долгосрочной перспективе это не помогло Бакиеву, но России это ничего не дало ни в одной из возможных перспектив.

Южная Осетия и Абхазия стали для современной России символами могучей российской справедливости, защиты добра от зла, правды от неправды, нравственности от порока, слабых от сильных. Признание их независимости есть де-факто признание этого символа, и за него у России можно попросить раскошелиться.

Вокруг тарифа на газ для Украины две страны ломали копья несколько лет. Но оказалось, что достаточно было апеллировать к символу «русской славы», чтобы конфликт был исчерпан.