Юрий Кочемин Порой приходится удивляться, до чего может дойти наглость. Недавно в метро поздно вечером наблюдал такую сцену: женщина лет 30–35 ходила по вагонам и просила милостыню. Одета она была не шикарно, но вполне добротно. На лице косметика. В руках кожаная сумочка. На вопрос: «Извините, а вы работаете?» – разразилась бранью и пожеланиями «сдохнуть». Досталось не только автору вопроса, но и его родственникам. И дело не только, да и не столько в том, что жалко 10–20 рублей. Если просит помочь какая-нибудь старушка в переходе или инвалид на коляске – это как-то привычно и понятно, но давать деньги здоровой полноценной женщине, которая не считает нужным работать, а ходит по вагонам, просто рука не поднимается.
Стоит вспомнить еще один пример: «православного батюшку», стоящего на переходе между станциями метро «Третьяковская» и «Новокузнецкая». Весь день собирает «на храм», а под вечер снимает рясу, распускает волосы и на глазах у изумленной публики отправляется в близлежайший магазин, торгующий крепким алкоголем. После чего его имеют возможность наблюдать в окрестных дворах распивающим. Или еще чудный пример: девушка уже около пяти лет никак не может родить, но продолжает просить деньги на будущего младенца. Ее можно увидеть в переходах станций кольцевой линии метро. Есть любопытная семья: родители с двумя детьми просят прохожих помочь деньгами на билет до дома. По их причитаниям понятно, чтобы уехать, им не хватает «совсем чуть-чуть». И так продолжается уже около семи лет.
А еще есть инвалид-колясочник в переходе на «Преображенской площади», который в перерывах своих трудовых будней бегал за бутылочкой в ближайший магазин. И само собой разумеется – помощь требуется цыганкам с кульками вместо грудных детей. Хотя встречаются и с настоящими младенцами.
Некоторые попрошайки давно поняли, что просто жалостью, да еще в современной Москве, людей не взять. Вот и начали многие из них изобретать. Креатив, так сказать, привносить. Так, например, на станции метро «Комсомольская» очень долго стояла коробка, рядом военные ботинки и табличка «Помогите человеку-невидимке». Автор этой выдумки получал вполне неплохой доход. Еще дальше пошли панки на ВДНХ. Они собирали на заказное убийство поп-певца Тимати. И прохожие им с удовольствием давали денег, кто 10, а кто и 100 рублей. Видимо, в зависимости от того, насколько их достал данный телевизионный персонаж. Однако лучшим вариантом изощренного творчества стала идея немолодой женщины. Она с двумя детьми просила милостыню в районе трех вокзалов крайне оригинальным способом. «Люди добрые, помогите, кто чем может. Мои дети только что поели, но денег на «Орбит» не осталось, – причитала она. – Помогите детишкам, не дайте помереть сердешным от кариеса».
Есть и более простые, но по крайней мере честные люди. Чаще всего табличка, висящая у них на груди, гласит следующее: «Помогите на бухло». Эту категорию профессиональных нищих москвичи жалеют и дают денег вполне охотно.
Самое страшное, что ни с первой категорией граждан, ни со второй борьбы практически никакой не ведется. А если и ведется, то результаты не видны. Не становится меньше попрошаек ни на вокзалах, которые, по недавним заявлениям чиновников, облагородили, ни в метро, в котором милиционеры проходят мимо. Даже если подойти к представителю правоохранительных органов, как просят в голосовых объявлениях в том же метро, и заявить, что там-де попрошайничают, реакции скорее всего никакой не будет, разве только показательной. На пару часов. Отмена в 1993 году ст. 209 Уголовного кодекса, предусматривающей уголовное наказание за «ведение паразитического образа жизни», привело к тому, что мы наблюдаем сейчас. Нет практически ни одного общественного места, где бы не собирались эти асоциальные элементы. На данный момент наказания за попрошайничество практически не существует, если не считать ст. 151 УК РФ, устанавливающей уголовную ответственность за вовлечение несовершеннолетних в попрошайничество как вид антиобщественных действий. Остальным же дорога к выпрашиванию денег открыта. Вот и разносится по вагонам, привокзальным площадям и другим общественным местам опостылевшее: «Люди добрые, сами мы не местные».
