Церковь в поисках жанра

Имя Патриарха Кирилла все лето кочует из газетной полосы на полосу. Патриарх активен. Он гиперактивен. Он инвестирует огромное количество энергии в поездки и встречи. Как итог, возникает вполне оправданный вопрос – о необходимости, целесообразности, уместности конкретных инвестиций. Зачем Патриарху посещать «Севмаш» и подлодку? Зачем принимать министра сельского хозяйства и давать ей экономические рекомендации? Его ли это дело?

У гиперактивности любого нового руководителя (чем бы он ни руководил – прокатным ли цехом, страной ли, Церковью ли) имеется причина, отличная от решения каких-либо прагматических задач. Эта причина коренится в человеческой психологии.

Всякое руководство – это власть, которая крайне редко, в исключительных случаях, достается тем, кто ее не желает. Как правило, новый руководитель – это тот, кто проявил волю к власти и убедил начальство, конклав, Собор или избирателей в том, что способен этой властью распорядиться. Человек может распоряжаться властью как угодно, но стремиться к ней он должен непременно.

Человек, получивший власть, первым делом должен ощутить, что он обрел новый статус и реализовал своим амбиции. Ощутить это позволяет участие в статусных ролевых играх, ритуалах, ситуациях, подчеркивающих его новое положение, вынуждающих его демонстрировать. Внешне это как раз и выглядит как гиперактивность, хотя сами по себе мероприятия могут не иметь какой-либо достойной упоминания прагматической нагрузки.

Именно этим, на мой взгляд, в значительной мере занимается новый глава РПЦ. Само по себе это не хорошо и не плохо. Это естественно, нормально, это лишь подчеркивает, что во главе Церкви оказался человек, который к этому стремился. Церковь не находится над человечеством – она состоит из людей и вполне «человечна».

Патриарх на атомном крейсере, министр сельского хозяйства с докладом у Патриарха – ситуации вполне абсурдные, почти карнавальные и во многом комичные. И, тем не менее, это те самые ролевые игры, которые позволяют Патриарху в современной России чувствовать себя Патриархом. Церковь, в принципе, сложно обвинять в том, что церковное у нас на глазах смешивается с военным, политическим, экономическим, образовательным и образует такие причудливые ритуалы, как дарение Патриарху моделей подлодок. Церковь – экспансионистская структура, она пользуется любой возможностью и лазейкой, чтобы заявить о себе. Вопрос, скорее, к государству (светскому) и обществу (в общем, тоже вполне светскому): почему такие ролевые игры в современной России существуют?

Аналитики, журналисты, публицисты обычно объясняют это тем, что правящая элита хочет использовать Церковь в тех или иных целях. Однако эта интерпретация лежит на поверхности. Она избита. Она очевидна. Куда менее очевидно то, что российское общество так и не «переварило» Церковь как общественный феномен. Долгое время оно вообще было избавлено от такой необходимости. По большому счету, российское общество не до конца осознает границы церковного и светского, не совсем понимает, что «положено» Патриарху, а что – нет. Его возмущение подчас есть не что иное, как инстинктивное неприятие тех реалий, которые само же общество породило.

Россия не развивалась по логике европейских секулярных государств, где сфера влияния Церкви постепенно сжималась (или продолжает сжиматься) до определенной ниши, набора прав, привилегий и обязанностей. В России не было никакой постепенности. Сначала у Церкви было все, потом ничего, а когда «ничего» перестало соответствовать духу времени, встал вопрос: а что же должно быть у Церкви? И до сих пор, похоже, ответ на этот вопрос не найден. Как и ответы на другие вопросы, которые поставила перед нашей страной новая историческая ситуация.

Патриарх не должен участвовать в премьерских или президентских ритуалах. Но проблема в том, что общество воспринимает его как еще одну фигуру в череде высоких начальников. И глава Церкви вынужден (хотя это принуждение, полагаю, ему не в тягость) позиционировать себя именно так. Он высказывается по вопросам экономики и безопасности не потому, что способен сказать на этот счет нечто полезное и оригинальное, а потому, что того требует жанр и размытая идентичность Церкви.

Сложно сказать, прекратятся ли подобные практики когда-либо. Но пока этого не произойдет, ни Церковь не обретет себя, ни общество не станет по-европейски светским.