The New York Times опубликовала любопытный материал о течении кризиса в нашей стране. Аналитики, цитируемые изданием, констатируют зависимость российской экономики от цены на нефть и в то же время┘ обеспокоены ее наметившимся ростом. Сейчас эта цена свыше 60 долларов за баррель. О чем тут беспокоиться? Дорожает нефть – крепчает Россия-матушка. Или это они со зла? Куплены проклятущим Западом и не рады нашим успехам?
Как бы не так. Специалисты, опрошенные The New York Times, считают, что столь короткий шок, вызванный «дешевой нефтью», может оказаться совершенно бесплодным. В том смысле, что не приведет к необходимой политической модернизации и экономической диверсификации. «Цена на нефть растет, значит, все в порядке. Значит, меняться ни к чему, - приводит издание слова Сергея Гуриева, ректора Российской экономической школы. – Если цены на нефть позволят избежать дефицита бюджета, то все вернется на прежние рельсы». «Главная проблема заключается в том, что кризис для России может оказаться слишком коротким», - лаконично отмечает Роланд Нэш, представитель «Ренессанс Капитал». Аналитики отмечают, что два предыдущих «нефтяных шока» - в конце 80-х и в конце 90-х – привели к реформам, благотворно повлиявшим на российскую экономику.
Юлия Цепляева из Merrill Lynch рассказала The New York Times, что рост нефтяных цен на 1 доллар выше цены, заложенной в госбюджете России на текущий год, означает годовой профицит бюджета в размере 1,7 млрд. (!) долларов. Стоит заметить, что бюджет на 2009 год рассчитывался (точнее, перерассчитывался), исходя из цены 41 доллар за баррель нефти Urals.
The Wall Street Journal 19 мая цитировала российского экономиста Владимира Мау, который сказал буквально следующее: «Нынешние цены на нефть – наиболее ужасающие из всех возможных. Они недостаточно низки, чтобы спровоцировать серьезные реформы. В то же время они недостаточно высоки, чтобы можно было тратить деньги, как прежде».
Лаконично и метко. Ни то, ни се. Своего рода иллюзия временного выздоровления: вроде бы чувствуешь себя неплохо, перестаешь принимать лекарства, а болезнь меж тем прогрессирует. Если сбудется то, о чем с озабоченностью говорят в The New York Times экономисты, это может означать, например, что российское руководство так и не разобралось в причинах экономического кризиса в нашей стране.
Президент Дмитрий Медведев в интервью каналу CNBC ратовал за «умную экономику» и в то же время отмечал рост нефтяных цен, указывающих на растущий спрос. Следовательно, на меняющуюся конъюнктуру. Однако, как мы знаем из классиков, «каждая несчастная семья несчастлива по-своему». Рецессия в отдельно взятой стране лишь отчасти определяется общей конъюнктурой. Если бы было иначе, все страны страдали бы от кризиса одинаково – а мы видим, что это, мягко говоря, не совсем так. Отключившись от нефтегазовой капельницы, Россия грохнулась с койки и больно ударилась о пол. И нужно постоянно задаваться вопросом «почему это произошло?», а не радоваться цветению, казалось, засохшей груши.
Понятно, что кризис – это безработица, депрессия, снижение потребительских стандартов и проч. В то же время кризисы присущи любой сфере человеческой деятельности, они естественны и полезны. Любой кризис означает невозможность действовать теми же мерами, что и прежде, в новой ситуации. Он указывает на вред стагнации, застоя, и необходимость поиска. Без кризисов мы бы до сих пор лупили друг друга дубинами, ходили в шкурах, отпугивали криками саблезубых тигров, а наши женщины стерегли бы драгоценный огонь.
Чтобы строить «умную экономику» или хотя бы «другую», более эффективную экономику, недостаточно сотрясать посулами спертый воздух международных форумов. Нужны инвесторы, а, стало быть, нужна привлекательная для инвестиций и бизнеса в целом атмосфера. Нужно качество принимаемых решений, а, стало быть, нужна политическая либерализация. В конце концов, нужно прагматичное расходование средств налогоплательщиков и нефтедолларов. Здесь государство – витязь на распутье. Путь направо – потратить деньги на модернизацию в ущерб социальным проектам и сиюминутной популярности. Путь налево – потратить деньги на сиюминутную популярность. Второй путь, конечно, дороже первого и напоминает абонентскую плату за пользование народной поддержкой. Сам выбор дает понять, что за витязь перед нами, экономист-прагматик или политик-популист.
Кризис толкает витязя направо. Но наш витязь, кажется, вновь обнаружил заветный нефтяной меч-кладенец, готов отрубить зловредному Кризису голову, а после двинуться налево. Именно налево. Разве зловредный Кризис может подсказать правильное направление?