Президент США Барак Обама признался в интервью «Би-би-си»: «Я вижу опасность в том случае, когда правительство Соединенных Штатов или любой другой страны считает, что можно просто взять и навязать (impose) свои ценности другой стране, с совершенно отличной историей и культурой». Что тут можно сказать? Перед поездками в Саудовскую Аравию и Египет (а именно туда направился Обама) полезно делать заявления в духе «пусть расцветают тысячи цветов», чтобы понапрасну не раздражать местные власти и население, озабоченные американской культурной «экспансией».
Впрочем, глава Белого Дома сделал небольшое уточнение. Он считает, что демократия, права человека, верховенство закона и свобода слова – универсальные принципы, которые не могут быть чуждыми ни одному из народов, населяющих нашу голубую планету. Стало быть, круг замкнулся. Змей укусил свой хвост. Потому как весь мир, свободный от «американской демократии», именно в ней видит навязываемую США ценность.
Навязыванием мы недовольны с детства. Мы отворачиваемся от тянущейся в рот ложки с манной кашей, мы прячем в рюкзак заботливо выданную бабушкой шапку, мы делаем вид, что читаем какую-нибудь тягомотину, перескакивая через описания природы и письма на французском языке. В детстве мы очень демократичны – упрямо стремимся реализовать свободу выбора, которой мы в действительности (и по понятным причинам) лишены. Многие стихийные противники «американской демократии» в странах с «особой историей и культурой» - патологически смирные дети, предпочитающие кашу и шапку любой возможности выбирать между А и B. Говоря о навязывании американских ценностей, они как будто не чувствуют, что «особая культура» навязывает им гораздо больше, нежели зловещие янки.
Один пример. В Соединенных Штатах женщины и мужчины равноправны. Американцы считают такое положение дел нормальным, естественным и искренне возмущаются, когда сталкиваются с иной ситуацией, скажем, в странах мусульманского Востока. Их возмущает десятки ограничений и запретов, которыми женщина на Востоке окутана похлеще паранджи. Восток раздраженно реагирует: мол, оставьте мусульманок в покое, дайте им жить так, как они хотят. Аргумент «они так хотят» звучит постоянно. Отсюда вопрос: откуда нам известно, что они хотят? Что вообще можно сказать о желаниях взрослого человека или отсутствии оных, если он лишен выбора и альтернатив?
Суть ценностей, от которых открещиваются страны с «особым историческим путем», можно описать одним предложением: человек вправе самостоятельно решать, что ему делать со своей жизнью. Ни культура, ни история, ни великий гуру не должны делать за него этот выбор. Он может выбрать добровольный инфантилизм. Может каждый свой шаг вплоть до седых волос сверять с мнением родителей, колдуна, имама, голосом предков. Важно, чтобы он МОГ поступить и по-другому, не опасаясь угодить за это в тюрьму или быть избитым палками.
Безусловно, у «экспансии» американских ценностей есть не только стихийные, но и концептуальные противники. Как правило, это те, кого сложившаяся в станах «особого пути» конъюнктура наделила авторитетом и властью. Они не глупы. Они понимают, что к чему. В частности, они понимают, что человек, привыкший выбирать между А и B, куда менее управляем в сравнении с человеком, привыкшим к А и только к А и нервно реагирующим на саму возможность B. Они также понимают, что все взлелеянные и вскормленные веками традиционные нормы и барьеры могут не выдержать ситуации свободного выбора. Потому что кроме страха и неуверенности к ним, как правило, ничто не привязывает.
США, конечно, ощущают на своих плечах груз миссии, а их борьба за демократию во всем мире граничит с религиозными практиками. Как мне представляется, они искренне – и отчасти наивно – верят в то, что перед лицом свободного выбора житель любой страны чаще всего будет отдавать предпочтение тому, что понятно американцам, что приемлемо для них, что нравится им самим. Просто потому, что он будет выбирать между «худшим» и очевидно «лучшим».
Американцы – большие оптимисты. Их глобальный оптимизм чреват неприятными потребностями: разве так уж редки случаи добровольного бегства от свободы, когда кнут кажется милее, предпочтительнее рахат-лукума, потому что кнут хорошо известен, а рахат-лукум пробовал не каждый? Тем не менее, что бы ни говорил Обама, США едва ли откажутся от «экспансии ценностей». Впрочем, эти ценности уже обрели самостоятельную жизнь и в глобальном мире вполне могут «навязать» себя сами.