Станислав Минин. На днях нобелевский лауреат Пол Кругман рассуждал в газете The New York Times о перспективах борьбы с экономическим кризисом. И вот какую мысль высказал профессор:
«Чтобы осознать, чего стоит вытягивание экономики из долговой западни, достаточно вспомнить широкомасштабную программу общественных работ, положившую конец Великой депрессии. Эта программа также известна под═названием "Вторая мировая война". Война не только привела к полной занятости. Она вызвала резкий рост доходов и инфляции. При этом частный сектор не занимал деньги. К 1945 году государственный долг вырос, однако пропорции между долгом частного сектора и ВВП сократились вдвое по сравнению с 1940 годом. Этот низкий уровень долга в частном секторе создал предпосылки для послевоенного экономического бума.
Поскольку ничего подобного сейчас не происходит и не похоже, что вскоре произойдет, пройдут годы и годы прежде, чем семьи и предприятия рассчитаются с долгами, в которые они с таким упоением влезали».
Т.е. для того, чтобы относительно быстро справиться с кризисом, необходим вооруженный конфликт, по масштабам сопоставимый со Второй мировой войной. Глобальная война означает тотальную экономическую мобилизацию, смерть безработице и сокращение долга частного сектора. Нет войны - борьба с экономической депрессией идет медленно, step by step.
Читая колонку Кругмана, поневоле начинаешь задаваться вопросом: не развяжут ли в таком случае США новую мировую войну? Вопрос провокативен. Тем не менее, слышать его нет-нет да и приходится даже в компании людей, далеких от паранойи, антизападничества и антиамериканизма. О параноиках и говорить не приходится: не далее, как в прошлый четверг в одной из телепередач мне довелось услышать намек на то, что и Вторая мировая была развязана американцами для борьбы с Депрессией.
Так все же, возможна ли Третья мировая как лекарство от кризиса или нет? В принципе, возможно все, даже самое большое безумство. Можно ведь в порядке бреда представить себе человека, который пытается лечить ядом воспаление легких┘
На мой взгляд, римейк ситуации 40-х крайне затруднителен и граничит с невероятностью. И дело вовсе не в том, что новый президент США – «голубь», готовый нести оливковую ветвь в Пхеньян, Тегеран, Гавану, Каракас и Дамаск. «Мировая война» - реликт прошлого. Устарел не только сам термин, по привычке и для эффекта используемый публицистами и политиками. Ушел в небытие сам процесс, который обозначался этим термином, а вместе с ним и породивший его контекст.
Мировая война была войной на уничтожение. «Холодная война», которой подчас присваивают третий порядковый номер в серии глобальных конфликтов, велась не за сферы влияния, а за аннигиляцию идеологического противника. И закончилась тогда, когда одного из противников не стало.
Сегодня все потенциальные участники такого рода конфликтов (США, ЕС, Китай, Россия) увязли в сети экономических взаимосвязей. Речь идет не о противниках а-ля 30-40-е, а о конкурентах. Уничтожение конкурента бесперспективно и в долгосрочной перспективе не дает никаких экономических дивидендов. Уничтожение звена в общей цепи бесперспективно в кубе. Противостояние сегодня вытеснено в сферу вербальной, политической, дипломатической игры.
Победа в глобальной войне достигается не только за счет ракет, пуль и снарядов, но и за счет контроля над информацией. Мало выбить противнику зубы, нужно еще и информировать «своих» о том, что зубы выбиты. В современном медиа-мире этого нелегко достичь. Для того, чтобы заставить все американские газеты дуть в одну дуду, нужен консенсус и нужно понимание единой цели. Потенциальный конфликт с КНР или Россией не породит ни консенсуса, ни интеллигибельной цели. А там, где нет консенсуса, нет и всеобщей мобилизации.
Наиболее вероятный (из всех маловероятных) сценарий новой мировой войны – это вариант «Запад против исламского мира». Но и такой конфликт выглядит сугубо гипотетическим «лекарством от кризиса» по двум причинам.
Причина первая – неоднородность самого исламского мира. Приверженность исламской диаспоры в странах Запада «корням» переоценивается. Солидарное антизападничество тех, кто остался «на родине», преувеличивается – равно как и антизападничество исламских элит. Мы живем в мире ситуативных и контекстуальных высказываний, которые далеко не всегда отражают действительные помыслы. В глобальном «конфликте слов» у исламского мира своя роль.
Причина вторая – нестандартность потенциального конфликта. Это «неклассическая» война. Это конфликт, растягивающий до предела временные и пространственные рамки, выливающийся в медиа-пространство. Это конфликт локальных диверсий, без фронта и тыла. Он просто делает бессмысленной экономическую мобилизацию в духе 40-х. Что будут делать эти мобилизованные люди? Непонятно.
Борьба с кризисом методом войны была возможна в период «классических войн». Эти войны закончились, и мне представляется, что это к лучшему.
Дарья Гармоненко