Станислав Минин. Вчера Генпрокуратура РФ объявила о создании спецгруппы по противодействию экономическим преступлениям. В нее войдут представители, собственно, Генпрокуратуры, а также ФСБ, МВД и ФНС. В народе их называют теплым домашним словом «силовики», в котором слышатся какие-то сказочные мотивы («старик-боровик», «коренной лесовик», «силовик»). Так вот, теперь силовики будут следить за тем, чтобы коммерческие банки, получившие от государства деньги, тратили их правильно. В частности, не клали их в карман или не переводили в доллары США. Речь, как никак, идет о 325 миллиардах рублей.
У нашего государства есть одна примечательная особенность. Я бы даже сказал – «фишка», извиняюсь за молодежный сленг. О своих мерах по борьбе с чем-либо государство зачастую объявляет так, как будто проблеме вынесен смертный приговор, который осталось лишь привести в исполнение. Это тот случай, когда эффект, производимый провозглашаемым объемом мер, вытесняет эффект, который может произвести анализ их сути. На первый взгляд, конструкция складная, на второй – трещит по швам. Впрочем, человеку, податливому на популизм, обычно хватает первого взгляда.
Мы хорошо помним, что в первые месяцы кризиса государство выделило значительные суммы трем крупнейшим российским банкам. Часть этих денег (и немалую!) банки должны были проталкивать в экономику. При этом государство не представило никаких механизмов, призванных обеспечить это проталкивание. Никто не приставлял к банкам силовиков с палками. Притом, что банк – это всегда банк, и его приоритет – это всегда собственный клиент. Разница – в масштабах.
О том, чтобы банки не переводили рубли в доллары, государству следовало позаботиться задолго до начала кризиса, предприняв меры по диверсификации российской экономики. Времени было достаточно. Близкие к Кремлю эксперты вещают сегодня с экрана телевизора о том, сколь предсказуем был американский кризис; почему же в таком случае мы, хорошо представляя взаимосвязь экономик России и США, не работали на перспективу? Ответа нет, есть лишь рубль, курс которого напрямую зависит от падающих цен на энергоносители – по большому счету, единственный продукт нашего экспорта. Как итог, государство пугает дубиной монстров, которых породил сон его разума.
Самое главное, что и государство, и банки дышат воздухом взаимного доверия – настолько густым, что его впору зачерпывать ложкой. Банки не доверяют национальной валюте, государство не готово доверить банкам деньги и приставляет к ним надсмотрщика.
Теперь по поводу силовиков. Кто они, силовики? Волшебные существа, заключившие с нашей властью договор и получающие от нее приличное жалование? Нет. Орден бессребреников, давших обет непредвзято вылавливать и карать экономических преступников? Опять нет. Человекоподобные роботы? И снова нет. Это те же самые чиновники, бюрократический аппарат, пораженный профессиональными болезнями, среди которых коррупция – самая опасная. Государство отправляет их в поле, где на каждом шагу нужно ставить табличку «Осторожно, коррупция!» Зачем? Чтобы учились противостоять соблазнам? В период кризиса эта закалка стали обойдется непомерно дорого.
Власть в лице первых лиц мечет в коррупцию громы и молнии. По степени ассоциируемого с ним вреда коррупционер в России стал аналогом черного колдуна у примитивных африканских племен. Факт коррумпированности силовых ведомств в бытность президентом признавал еще Владимир Путин. И вот в тяжелые времена государство доверяет им – и не доверяет банкам.
«Кто будет сторожить сторожей?» - спросили Сократа, когда тот обрисовывал модель идеального государства. Этот же вопрос хотелось бы адресовать нашему коллективному властному Сократу: если силовики контролируют банки, то кто будет контролировать силовиков? На этот вопрос в российских условиях едва ли найдется ответ. В принципе, сторожей сторожит гражданское общество. Но в России нет его основных институтов. Нет прессы, чувствующей себя достаточно свободной и достаточно влиятельной (в сравнении с Великобританией, например). Нет конкурентной политической среды, нет конкурентных выборов, нет оформленных в виде партий политических альтернатив. Т.е. у общества нет механизмов контроля над властью.
В результате сторожа сторожат себя сами, а мы можем лишь уповать на их порядочность. Подчас верить в нее как верят в Непорочное зачатие.
