Станислав Минин. Обозреватель британской The Times Роджер Бойс написал очень интересную колонку, посвященную массовым протестам в Исландии. Она интересна, в частности, тем, что содержит глобальный прогноз, касающийся в числе прочих и нашей страны.
Бойс ставит демонстрации в Исландии в один ряд с недавними акциями протеста в Латвии и Болгарии и видит в них зарю новой «эры бунта» (age of rebellion). Это тревожный звонок, потому как ни болгар, ни латвийцев, ни тем более исландцев никак не назовешь «протестными» нациями, взрывающимися по каждому поводу. Ссылаясь на экономиста Роберта Уэйда, обозреватель The Times прогнозирует продолжительный период гражданских волнений по всему миру, начиная с весны 2009 года.
Волнения станут реакцией граждан на заметное снижение стандартов потребления, на углубляющийся кризис и очевидную неспособность властей с ним справиться. Судьбу Исландии, по мнению Бойса, могут повторить Украина и Россия. Тревожное предзнаменование британский журналист видит в недавних акциях протеста во Владивостоке. «Что случится, когда кризис отразится на ценах на продовольствие? – задается вопросом Роджер Бойс. – Что произойдет, если «Газпром» будет вынужден повысить плату за газ?»
Действительно, возможно ли повторение исландского сценария в России? Прав ли Роджер Бойс, стоит ли проводить параллели?
Мне представляется, что исландцы и россияне привыкли к несколько разным «потребительским стандартам». Если принимать во внимание индекс уровня жизни, то Исландия – один из мировых лидеров. Россия – на 73 месте. Это к вопросу о том, насколько остро и какой процент населения ощущает кризисные симптомы.
Исландскую катастрофу, как мне видится, предопределили два фактора. Первый фактор - авантюрная кредитная политика ведущих банков. По данным МВФ, объем их займов в 2007 году в 9 (!) раз превысил объем национального ВВП. При этом 4/5 этого займа были в твердой иностранной валюте. Исландцы же брали в банках кредит в дешевой валюте вроде швейцарских франков – даже на покупку дорогих домов и автомобилей. Привычка жить в кредит – второй фактор, обусловивший исландский кризис. Как итог, исландцы оказались не способны вернуть долг банкам. Банки, в свою очередь, не смогли расплатиться со своими кредиторами и получить адекватную помощь от центрального банка, оперирующего кронами, а не долларами или евро.
В России привычка жить в кредит – признак так называемого «среднего класса», сравнительно немногочисленной и сравнительно недавно оформившейся прослойки. Примечательно, что в период кризиса от кремлевских идеологов вроде Владислава Суркова не раз приходилось слышать о необходимости спасения, поддержки этого самого «среднего класса». Причина, как мне кажется, вовсе не в том, что «средний класс» - целевой электорат правящей элиты, ее электорат шире и пестрее. Дело в том, что именно «средний класс» в силу ряда факторов, среди которых стандарты потребления – не последний по значимости, обладает потенцией для выдвижения политической альтернативы. То есть, в теории он обладает такой потенцией, а как в действительности обстоят дела, сказать сложно - очень уж молод и неопытен в этом плане российский «средний класс».
Однако выдвижение политической альтернативы – проект долгоиграющий, а стихийный протест «среднего класса» просто будет игнорироваться властью или подавляться, как это произошло во Владивостоке. Роджер Бойс совершенно прав в том, что экономические требования довольно быстро конвертируются в политические. Но самого факта конвертации для реальных перемен, по-моему, недостаточно. Для перемен нужна уже сложившаяся альтернативная политическая сила, которая может этой конвертацией воспользоваться. В Исландии есть такая сила (или силы) и есть политическая конкуренция, а в России – нет. В этой ситуации протест бесплоден, он как грипп, которым власть переболевает.
Стоимость продуктов питания и плату за коммунальные услуги, о которых пишет Роджер Бойс, лишь с большой долей условности можно назвать «стандартами потребления». Британский журналист преувеличивает «протестный потенциал» этих перемен.
Правящая элита в России пошла на большой риск, попытавшись объединить в сознании населения ощущение роста благосостояния с собственными действиями и инициативами, но в то же время подстраховалась, создав в стране комфортное для себя политическое пространство. А само благосостояние еще не достигло такого уровня, при котором критическая масса недовольных была бы готова отстаивать его «стандарты».
