Газета New York Times на днях опубликовала статью, главные герои которой – сибирские историки: Борис Тренин, Василий Ханевич, Сергей Красильников. Пытаясь узнать правду о сталинских репрессиях, они постоянно натыкаются на сопротивление спецслужб, перекрывающих им доступ к архивам. Причина, пишет газета, в том, что при Путине сложился некий новый национализм, прославляющий советские победы и замалчивающий или даже оправдывающий преступления советского периода. В частности, сталинские преступления.
Мне кажется, что ситуация с «реабилитацией Сталина» в России не столь однозначна.
Репутация Сталина оказалась заложницей массового восприятия реформ 90-х. Этого могло не произойти, если бы сами реформаторы и поддерживавшие их СМИ не задействовали образ «отца народов» в публичной риторике. Фигура Сталина была помещена в контекст противостояния «мрачного старого» и «лучшего нового». Когда выяснилось, что «новые времена» не столь радушны и безоблачны, как того хотелось бы, сталинский рейтинг пополз вверх. Отсюда и своего рода историческая амнезия: по данным соцопросов, наиболее популярен Сталин среди пожилых людей. Т.е. среди тех, кто лучше других должен помнить 30-е годы.
Апеллируя к историческим фигурам и символам, политики вступают на скользкий путь, чреватый непредсказуемыми последствиями. Дело в том, что политика – неважно, идет ли речь о консерваторах, либералах, социалистах и т.п. – всегда оценивает историческую личность тотально. Либо черное, либо белое, либо личность игнорируется вовсе. От того, насколько успешен сам политик, зависит и то, в какой мере народ разделяет его оценку этой исторической «тотальности». Если он неуспешен, тотальный исторический антагонист превращается в протагониста – столь же тотального.
Обращение политиков к истории вносит элемент релятивизма даже в оценку вполне однозначных событий. Так, преступления сталинского режима – это всегда преступления, вне зависимости от того, совершил ли их государственник, народник, почвенник, консерватор или «эффективный менеджер». Нынешняя власть занимается выкрутасами с «эффективным менеджерством» не потому, что Кремль наводнен сталинистами, а потому, что правящая элита оказалась заложницей совершенно конкретной порочной практики: история – книжка-раскраска в руках политика, вооруженного лишь черным фломастером.
New York Times цитирует начальника Центра общественных связей ФСБ Олега Матвеева: «У нас все не так, как это происходит во многих странах и бывших республиках Советского Союза, где утверждается, что до 1991 года все было черным, а теперь все белое. Мы более осторожны с нашим прошлым». Проблема в том, что такая «осторожность» очень часто предполагает замену «черных» мифов «розовыми». Там, где история соприкасается с государственной идеологией, эта чехарда мифов неизбежна.
Я ознакомился с последними соцопросами ВЦИОМ и Центра Левады, касающимися восприятия личности Сталина россиянами. По данным ВЦИОМ, «отцу народов» симпатизируют 28% россиян. По данным Центра Левады – 39% (при 38% противников). При расхождении в цифрах, обе социологические организации фиксируют одну и ту же тенденцию: «доверие» к Сталину среди россиян за последние годы уменьшилось. Так, социологи из Центра Левады отмечают, что в 2003 году 53% россиян считали, что Сталин сыграл положительную роль в жизни страны.
Получается, что параллельно росту рейтинга действующей власти рейтинг «Великого менеджера» падает. Кажется, постепенно начал обозначаться разрыв между оценкой действующей власти и оценкой истории. Старшее поколение отодвигается на второй план. Тридцатилетние учились в 80-е годы, в период перестройки. Двадцатилетние учились в 90-е годы.
Именно сейчас государство могло бы оставить историю историкам. Открыть доступ к архивам, в том числе и к архивам спецслужб. Конечно, чем меньше знаешь, тем крепче спишь – но лишь до поры, пока не столкнешься лицом к лицу с собственным незнанием, тогда уже потеряешь сон окончательно. Чем больше известно, тем яснее становится, что оценки заслуживает не «прошлое», не «время», а конкретные поступки конкретных людей. Становится понятно, что это за поступки и что выделяет их среди «всего остального» (в том числе и «положительного остального»).
Нужно пересмотреть подход к написанию школьных учебников по истории, к преподаванию этого предмета. В учебниках не должно быть «эффективных менеджеров» и «кровожадных демонов», «хороших» консерваторов и «плохих» либералов (или наоборот). В учебниках должны быть факты. В конце концов, оценку событиям должен выносить не абстрактный «народ», а индивидуум, информированный и свободный в высказывании мнения.
Вопрос лишь в том, решится государство на эти шаги, или мы по-прежнему будем носиться по замкнутому кругу меняющихся мифов.