Станислав Минин. Вчера в 14 часов я машинально включил телевизор и обнаружил, что мой декодер не может принять сигнал. Налицо было последствие почти часового отключения электричества в нашем районе – из-за неисправности трансформатора на подстанции «Елоховская». Об этом, кстати, сообщали по радио и центральным телеканалам. Вплоть до 19-40 на экране можно было видеть лишь лаконичную фразу «Нет сигнала!» Не могу сказать, что я собирался смотреть что-то конкретное или важное. Машинально включив телевизор, я мог столь же машинально его выключить. Тем не менее, я поймал себя на том, что испытываю серьезный дискомфорт┘
Один мой университетский приятель говорил, что чувствует себя «не в своей тарелке», если в доме не горит голубой экран. Кто-то из моих друзей, напротив, утверждает, что совсем не смотрит телевизор. У кого-то в квартире и вовсе нет волшебного ящика. В любом случае, сложно отрицать, что телевизор – один из важнейших артефактов современной культуры. От него можно зависеть, его можно демонстративно игнорировать, от него можно отказаться. И, тем не менее, всякий, кто берется за организацию «пространства обитания», вынужден каким-то образом выстроить отношения с этим предметом. Точно так же человек вынужден выстраивать некие отношения, например, с алкоголем. Отказ – это тоже отношение. Артефакт, от которого мы отказываемся, всегда имеется в виду: «я не пью», «я не смотрю телевизор».
Помните три буддийских способа смотреть телевизор по Виктору Пелевину? Первый способ – смотреть по полчаса в день любимые передачи с выключенным звуком. Второй – смотреть телевизор с включенным звуком, но при отключенном изображении. Наконец, третий способ – смотреть выключенный телевизор. Это – система отношений с телевизором, который – что важно! – может пребывать в двух состояниях: включенном и выключенном. Важно, чтобы эти состояния были принципиально различными. Критическая поломка или декодер, не принимающий сигнал, стирают различия между состояниями и делают невозможным выстраивание каких-либо отношений с телевизором.
Легко представить себе старушку, живущую в одной квартире с внуком, представителем «поколения next», слушающим громкую музыку или просиживающим ночи в Интернет-чатах. Бабушка и внук могут днями не вступать в коммуникацию. У них, скорее всего, нет общих тем для обсуждения. Однако стоит внуку перебраться в другую квартиру, как старушка начнет чувствовать себя одинокой. Дело в том, что старушке важна не интенсивность, а потенциальность коммуникации.
Мне представляется, что отношения с телевизором у современного человека, не впавшего в зависимость от «голубого экрана» (мои отношения, в частности), выстраиваются аналогичным образом. Мы не придаем значения интенсивности обращения к «ящику», но начинаем испытывать дискомфорт, осознавая невозможность к нему обратиться. Ламентации по поводу неработающего телевизора – вовсе не тоска по информации, поскольку телевидение давно перестало ограничиваться функцией ее передачи и создало собственную реальность. В каком-то смысле телевизор – это Другой, в диалоге с которым протекает наша повседневная жизнь: мы так или иначе соотносим себя с тем, что видим на экране.
Исходя из этого, не вызывает удивления то место, которое телевидение занимает в российском общественном дискурсе (то, что творится на экране, - проблема национального масштаба). Неудивительно и то, что массовое сознание приписывает телевизору сугубо человеческие функции, например, функцию воспитания подрастающего поколения. Наше общество «телецентрично», и в минуты, когда видишь на экране надпись «Нет сигнала!», остро ощущаешь себя его частью.
