Я пришла в театр в 1938 году. В то время Станиславский уже сильно болел, так что я его не застала. Но Станиславский все время незримо присутствовал в театре. На него ориентировались и побаивались его даже корифеи. Если Василий Иванович Качалов, как пишет в воспоминаниях его сын Вадим Шверубович, после трехлетней эмиграции готовился к встрече со Станиславским, то что говорить об остальных. Качалов безумно боялся предстоящих репетиций, просто как школьник. Известно, что Вахтангов говорил о Станиславском как о единственном человеке, которого нельзя обмануть на сцене. Константин Сергеевич чувствовал малейшую фальшь.
Про Станиславского ходили разные легенды. Рассказывают, у него была такая привычка: перед спектаклем, чтобы сосредоточиться, он сидел, зажав руками уши. Перед выходом к нему подходил помреж Александров, опускал руки и сопровождал на сцену. Константин Сергеевич играл Шуйского в «Царе Федоре». И вот однажды Александров опустил одну руку Станиславского, и тут его куда-то позвали┘ Качалов играл царя Федора. Он сидел в кресле, боком к зрительному залу. И тут на сцену выходит Станиславский: в одной руке посох, другая ≈ зажимает ухо. Качалов был ужасно смешливый и в голос захохотал. Суфлер высунулся из будки по пояс и шипит:
≈ Выньте руку из уха!
Вся старая мхатовская гвардия была овеяна легендами.
Владимир Федорович Грибунин, говорят, очень выпивал. А Станиславский терпеть не мог пьяных. В театр надо было идти через двор, куда выходили окна Станиславского. Грибунин, проходя мимо окон, встал на четвереньки и пополз, чтобы его не было видно. Станиславский имел обыкновение выходить на крыльцо подышать. И он как раз вышел и видит Грибунина, который ползет на четвереньках. Станиславский решил, что Грибунин заболел...