Очереди за продуктами – даже на базарах. Фото с сайта azathabar.com |
Среди ключевых поставщиков газа Пекину первое место за январь–октябрь продолжает занимать Туркменистан. По данным Главного таможенного ведомства, за указанный период КНР импортировала из Туркменистана 19,79 млн т (или около 60 млрд куб. м) газа, сообщил ТАСС. История плотного сотрудничества Пекина с Ашхабадом началась в 2009 году, когда Китай предоставил кредит в 4 млрд долл. на разработку месторождения «Галкыныш» и развитие необходимой инфраструктуры.
Еще столько же Туркменистан получил в 2011 году. Все эти годы он поставлял Китаю газ в счет погашения кредита 8 млрд долл. В июне 2021 года Ашхабад полностью рассчитался с Пекином. Информацию об этом распространило государственное агентство Orient со ссылкой на курирующего ТЭК вице-премьера Шахыма Абдрахманова. Цена, по которой Китай приобретал туркменский газ, не называлась. Только в апреле 2020 года стало известно, что Пекин, по данным китайской таможенной службы, платил 227 долл. за каждую тысячу кубометров газа. Всего же в Поднебесную ушло 300 млрд куб. м топлива.
Рассчитавшись с долгами, Ашхабад получил экономическую свободу и большие репутационные плюсы как в экономической, так и политической плоскости. Однако на уровне жизни простого населения это никак не сказалось. В стране уже несколько лет ухудшается экономическая ситуация. Вначале власти объясняли это снижением цен на энергоресурсы, затем пандемией.
Последующее закрытие границ ударило по бизнесу, многие предприниматели попросту разорились. Тогда-то и начались проблемы с продовольствием. Государство как могло, так и решало их, удерживая на приемлемом уровне снабжение продуктами первой необходимости, субсидируя их стоимость. Но приложенных усилий не хватало – за дешевым хлебом, мукой, растительным маслом, куриными окорочками выстраивались длинные очереди. В некоторых районах они бывали круглосуточными, со списками и записями.
Эксперты считают, что пандемия лишь ускорила появление этих негативных явлений. Они были неизбежны, к ним вела рецессия из-за резкого падения цен на газ. Тем более именно в этот период Китай сократил объемы закупок, соответственно сократились поступления в туркменский бюджет. В это же время закономерно уменьшились валютные запасы, а власти не придумали ничего лучше, как запретить свободные валютные операции для населения. Для юридических лиц были введены ограничения – стало возможно конвертировать не более 10% от заявленной суммы. Такой подход привел к возникновению коррупционной составляющей.
Все эти проблемы, характерные для Ашхабада и крупных туркменских городов, стали настоящей трагедией для провинции. Из-за нарушения логистики при введении карантинных мер объемы доставок товаров в населенные пункты на периферии сократились многократно. Частные магазины стали закрываться, а те, что держатся на плаву, предлагают крайне скудный ассортимент. В условиях массовой безработицы мало кто может позволить себе покупать продукты по так называемым коммерческим ценам. В сельской местности население спасается благодаря традициям домашнего хлебопечения, но лимитирована продажа муки.
Все попытки выражения народного недовольства жестко пресекаются силовыми структурами. Под репрессии подпадают не только активисты, но и их родственники. Политической оппозиции в стране нет. Та, что формируется за рубежом, в частности в Турции, испытывает давление со стороны турецких властей.
По словам эксперта по Туркменистану Сердара Айтакова, ответ на вопрос «Где деньги за продаваемый газ?» следует искать в законодательстве страны. «10 лет назад был обнародован доклад организации Crude Accountability под названием «Личный карман президента Бердымухамедова – нефть, газ, закон», в котором подробно разбиралось законодательство Туркменистана об углеводородных ресурсах. Согласно законодательству, 20% доходов отправлялось в бюджет, а 80% – в распоряжение Государственного агентства по управлению углеводородными ресурсами при президенте Туркменистана. С тех пор законодательство изменилось, агентство ликвидировано, но не изменилась эта пропорция: в бюджет по-прежнему направляются 20% от продажи углеводородов, а 80% распределяются еще более запутанным образом – в различные фонды, в ведение государственного концерна «Туркменгаз» и т.д.», – сказал «НГ» Сердар Айтаков. По его словам, в отсечении сверхдоходов от продажи углеводородов нет ничего нового, так поступают и в других странах, где существуют именно для этих целей суверенные фонды. Но в отличие от них туркменские аккумуляторы этих денег непрозрачны. «Кто и на каких принципах управляет этими фондами, является тайной за семью печатями. Ни в одном нормативном акте Туркменистана нет упоминания об этом, как и нет в открытом доступе информации о суммах, находящихся в них. Точно так же нет информации и о золотовалютных резервах государства, их структуре и местоположении. Что говорить, если бюджет Туркменистана, утверждаемый парламентом и публикуемый для общего сведения, занимает всего четыре страницы. Понятно, что существуют собственные профильные инвестиционные программы самого концерна «Туркменгаз», но об этом тоже ничего не известно. Соответственно вся ответственность за эти колоссальные средства лежит на президенте Туркменистана Бердымухамедове», – отметил Айтаков.
При этом эксперт призвал искать причины продовольственного кризиса в другой плоскости. По его словам, продовольственного кризиса как такового все-таки нет. Но существует заметный разрыв в уровне доходов, и у большей части населения все или почти все деньги уходят на продукты питания, и даже их не хватает. Именно поэтому и сохранился рудимент кризисных времен начала 90-х годов – выдача населению субсидированных продуктов, по так называемым государственным ценам. При этом государство не в состоянии обеспечить нормальное функционирование экономики, а население – работой и достойным заработком. Реформы госуправления ведут к сокращению персонала, а структура занятости не создает необходимого количества рабочих мест. Как следствие – высокая трудовая миграция, явная и скрытая безработица, бедность подавляющей части населения.
комментарии(0)