Петит

┘И МАЛИНОВЫЙ РАХАТ-ЛУКУМ

Александр Чернов. Леденцовый период: Лирика последних лет (2003–2005). – Киев: Чили, 2006, 80 с. (Киевские лавры).

Александр Чернов – русский поэт, живущий на Украине. Впервые его имя прозвучало в середине перестроечных 80-х в единой связке с группой поэтов, которых критики маркировали как матарелистов (ака метаметафористов), – Ждановым, Еременко, Парщиковым и Кутиком. Тогда же выпустил два сборника – «Глазомер» (1988) и «Подробности» (1989). А потом ушел в непроглядную тень. И оставался там практически десятилетие. Из сумрака Чернов вышел только в новом тысячелетии. И ничуть не изменился. Даже посвежел. Его стихи все столь же полны густых умопомрачительных метафор, в них все так же много словесного жонглирования, но и метафизических исканий, и трагичности: «Здоровье – медленная пытка,/ свобода – форменная хворь./ Я с нездоровым любопытством/ смотрел на женщин сквозь забор.// Болезнь высокая Венера,/ запретны прелести твои./ Не сотвори себе кумира/ и с ним прелюбы не твори». Еще: «Приехал я в Симферополь,/ а там запоздалый снег/ засахаренным сиропом/ покрыл земляной орех...»

Точнее всех о стихах Чернова сказал Алексей Парщиков: «У него интересно...» Вообще-то там было больше сказано, с анализом даже. Но вполне достаточно и вот этого «у него интересно».

У Чернова действительно интересно! Настолько, что стихи его запросто можно испортить критическим анализом с выкручиванием шурупчиков и гаечек (как это у него все работает?), выискиванием традиций (они очевидны для любого, кто хоть поверхностно не чужд поэзии). Их, стихи эти, нужно читать взахлеб и с удовольствием цитировать – друзьям, подругам: «И мертвая рыба рыдает от боли»; «И спешит воздушный поцелуй в недра безвоздушного пространства». Растаскивать на эпиграфы, а еще лучше – декламировать вслух: «По силуэту утонченному/ с очаровательным лицом/ я сублимирую по-черному/ в районе под Череповцом.// А ты летишь в латинском танце и/ флиртуешь с клубною гурьбой./ Я представляю нуль дистанции/ между партнером и тобой┘// ┘Они в коктейль вина и музыки/ такой добавили дымок,/ что женщины снимают трусики/ и тело бреют между ног.// Чтоб между полными бокалами/ от возбуждения лакун/ дрожал тактильными сигналами/ малиновый рахат-лукум». Цитируя, слегка сократил. А собственно, кто ж не знает это стихотворение!

РЕЧЬ ТИХОГО ГОЛОСА

Татьяна Данильянц. Белое: Стихи разных лет. – М.: ОГИ, 2006, 56 с.

«Белое» – второй стихотворный сборник известного московского поэта и кинорежиссера. Первая книжка – «Венецианское» – вышла годом ранее коллекционным тиражом. В новой подборке встречаются стихи и из того, уже раритетного издания.

Верлибры Данильянц минималистичны и многозначны, как белый цвет. Однако в своем минимализме поэт избегает многоумной недосказанности, недозавершенности. Мудрость ее строк – в сияющей простоте, ясности и законченности. «Простая еда – хлеб,/ хлеб насущный да снег,/ голубеющий сад./ Хлеб. Снег. Сад./ И больше не нужно». Или: «Глаза в глазницах,/ зубы в деснах,/ сердце в груди./ Где, где место огню?» Ни прибавить, ни отнять.

Поэтика Татьяны наследует прозрачность, воздушность поэзии Геннадия Айги (не случайно одно из лучших стихотворений сборника посвящено этому великому поэту). Что особенно привлекает в текстах московской поэтессы и одновременно выделяет из поколения 30-летних – это внутренняя, этическая чистота стиха, полная освобожденность, очищенность не только от обсценной лексики, от цинизма, но даже и от едкой иронии. В поэзии поколения, к которому принадлежит Татьяна, это исчезающая редкость. Эпатаж не для Данильянц. Голос поэта тих, то и дело «срывается» в шепот. Но никак не пуглив. Поэзия Татьяны если чего и пугается, так только избыточного комментирования. Есть такие стихи, которые нельзя комментировать. Их можно только пробовать на вкус, осторожно, кончиками пальцев перелистывать, тихо вышептывать. Таковы стихи Татьяны Данильянц. «верлибрическая речь – речь тихого голоса/ с alter ego со всей душой/ по ритму по его явному отсутствию/попадаешь в музыкальную стихию времени»

Не могу не согласиться.

Ян Вонотирах