Обреченные на провал

В Женеве при участии посредников проходит очередная грузино-абхазская встреча по урегулированию конфликта. Грузинскую сторону представляет госминистр Мераб Антадзе, абхазскую – министр иностранных дел Сергей Шамба. Накануне Сухуми распространил обращение, в котором призвал международное сообщество не рассматривать женевскую встречу в качестве переговоров, но лишь в виде консультации. Также было объявлено, что абхазская сторона намерена поставить вопрос о необходимости оказания давления на официальный Тбилиси с тем, чтобы были прекращены провокации и попытки нарушить хрупкое равновесие в регионе. В переводе с дипломатического языка сухумская эскапада является очередным обращением к мировому сообществу признать независимость Абхазии, то есть она ни о каком возвращении под грузинскую юрисдикцию не думает. Таким образом, нынешняя грузино-абхазская встреча продвижения не дает.

Внешнеполитические ведомства Азербайджана и Армении распространили сообщения о том, что новая встреча министров иностранных дел по вопросам урегулирования карабахского конфликта может состояться в конце февраля или начале марта. Настроения в экспертном сообществе пессимистические. На реальный результат не надеются ни в Баку, ни в Ереване.

Тбилиси и Цхинвали периодически озвучивают готовность встретиться на более высоком уровне, чем Смешанная контрольная комиссия по урегулированию грузино-осетинского конфликта. Но то одна сторона, то другая под различными предлогами в итоге от нее отказываются. Но если даже представить, что Михаил Саакашвили с Эдуардом Кокойты сели за стол переговоров, то успешность самих переговоров с учетом нынешних реалий и выдвигаемых требований может представиться только в буйных фантазиях.

Многочисленные посредники каждый контакт противостоящих сторон склонны характеризовать как «очень важный», «сдвиг с места», «свет в конце тоннеля». Но по прошествии небольшого времени оказывается, что они выдают желаемое за действительное. Недавно представители «тройки» Европейского союза и ОБСЕ обнародовали совместное заявление, в котором зафиксировали готовность интенсифицировать сотрудничество в урегулировании конфликтов на постсоветском пространстве.

Документ этот возник после того, как во всех непризнанных республиках ситуация легко могла выйти из-под контроля: в Приднестровье произошел инцидент между местной милицией и молдавской полицией, в Нагорном Карабахе с интервалом в несколько дней азербайджанские снайперы подстрелили двух бойцов соперника, в Абхазии – абхазы брали в заложники грузин и наоборот, а в Южной Осетии дело дошло до обстрелов из крупнокалиберных орудий.

По совпадению в те напряженные дни различные европейские делегации встречались с лидерами признанных и непризнанных государств, втянутых в упомянутые конфликты. На пресс-конференциях в различных местах все европослы благодушно говорили о положительном впечатлении, сформировавшемся от готовности принимающих сторон мирно решать конфликты. Возникает вопрос: если это так, то почему конфликты заморожены полтора десятка лет, почему из раза в раз переговоры, едва начавшись, заходят в тупик? Причин много, но одна из них лежит на поверхности. Речь идет о главном принципе, заложенном в процессы урегулирования, – «право на самоопределение народов в рамках территориальной целостности государства».

«Право на самоопределение народов», принятое резолюцией ООН 14 декабря 1960 года в процессе развала колониального мироустройства, входит в противоречие с «Территориальной целостностью государств», зафиксированной на международном уровне в последний раз 1 августа 1975 года в Хельсинкском заключительном акте ОБСЕ. К слову, можно усмотреть противоречие между упомянутой резолюцией ООН с одним из принципов ООН, признающим право любого народа на борьбу за свои права вплоть до поднятия восстания.

Склеить эти два «постулата» и применить на деле не получается. Как совместить принцип целостности государства с принципом самоопределения народа в Абхазии? Или в ставшем после войны моноэтническим Нагорном Карабахе? Обе непризнанные страны ни о каких иных вариантах, кроме суверенитета, слышать не желают. Посредники говорят о референдуме с участием беженцев. Но как вернуть в Абхазию изгнанных грузин, а в Карабах – азербайджанцев? Кто возьмет на себя возможные последствия, если представить, что такое вдруг произошло? На каждой улице отряд «коммандо» или роту ВДВ ведь не выставить. А рискнут ли сами беженцы, уже глядевшие в глаза смерти, возвращаться – это отдельный вопрос.

Хочется подчеркнуть, что речь не идет о предопределенности или необходимости признания независимости Абхазии, или Нагорного Карабаха, или Приднестровья, или Южной Осетии. И не наоборот. Речь – о практической неприменимости формулы, заложенной в основу нынешних переговорных процессов, а стало быть, обрекающей их на бесконечные провалы и перманентные тупики. Следовательно, надо придумывать что-то новое.