Без вины виноватые

НАЧАЛО третьего тысячелетия ознаменовалось новым Великим переселением народов. История возвращается на круги своя. В письме Верховного комиссара ООН по делам беженцев Рууда Лубберса, направленного в связи с этой датой "urbi et orbi" ("городу и миру"), есть такие слова: "В настоящее время самые бедные страны принимают самое большое число беженцев. Именно они несут это тяжелое бремя, которое не соответствует их скромным возможностям". К таковым, увы, приходится отнести сегодня и нашу многострадальную матушку-Русь. Беженцы из охваченного огнем Таджикистана, из прежде братского Казахстана, из вроде цивилизованной Прибалтики и т.д. и т.п. хлынули на свою историческую Родину. Их еще иногда стыдливо называют "вынужденными переселенцами", но это эвфемизм, т.е. "воздержание от неподобающего слова", а фактически - беженцы. Их, по самым скромным подсчетам, около десяти миллионов человек. На этом фоне восемь тысяч беженцев из Чечни, нашедших приют в Грузии, в Панкисском ущелье, - мизер, даже по сравнению с теми двумястами тысячами, что находятся в настоящее время в Ингушетии. Но есть у панкисских беженцев особенность, которая отличает их от остальных. Они де-юре считаются гражданами России, но де-факто Россия о них забыла, точнее, в упор не видит. Российские власти куда больше волнуют те полторы тысячи боевиков, которые базируются в ущелье и из-за которых армия федералов в Чечне, не может успешно завершить контртеррористическую операцию. В предыдущей статье ("НГ" 16.06.2001) я подробно рассказывал о политических и геополитических страстях, разыгравшихся вокруг Панкисского ущелья, ставшего этаким яблоком раздора между Россией и Грузией. Но пока паны выясняют отношения, у беженцев трещат чубы. У приютивших их кистин - тоже.

Кажется, Черчиллю принадлежит высказывание, ставшее афоризмом: "Гибель миллионов людей - это статистика. Гибель и страдания одного человека - это трагедия". Статистику второй чеченской войны мы хорошо знаем: с осени 1999-го, когда она началась, убито 3096 российских военнослужащих и втрое больше ранено. С чеченской стороны и убито, и ранено на порядок больше, причем большую их часть составляют мирные жители: когда бомбят с воздуха село, в котором, по данным разведки, засели бандиты и террористы, то нередко попадают в женщин и детей.

Когда в ноябре 1999-го авиация обрушилась на Грозный, Айша Бахарчиева с дочерью Яхой и шестерыми внуками - мал мала меньше - сидели в подвале. Один из снарядов попал в их дом. Вылезли из под горящих развалин и в чем были бросились в сторону Назрани с такими же погорельцами, как и они. У ингушской границы простояли целый день: колонна беженцев растянулась километра на полтора. Шел дождь, было холодно, дети плакали и просили есть. Многие беженцы не выдержали, развернулись и направились в сторону Итум-Кале. Там у Бахарчиевых были дальние родственники, которые их приютили. Но в декабре бомбили уже Итум-Кале. Неизвестно, сколько в тот день уничтожили боевиков, но половина домов, в том числе и тот, где нашли пристанище Бахарчиевы, превратилась в руины. Все жители Итум-Кале двинулись в сторону Грузии. На перевале снег уже лежал по колено, детей несли кого на руках, кого на плечах. Через несколько дней добрались до Шатили и уже оттуда - в Дуиси.

Айше 58 лет, но выглядит она дряхлой старухой. Ей был всего годик, когда в тот черный для чеченцев "красный день в календаре" - 23 февраля 1944-го - семью Айши затолкали в товарный вагон, битком набитый такими же, как они, ничего не понимающими несчастными людьми, и отправили в Казахстан. Высадили на каком-то полустанке, прямо в завьюженной, ледяной степи. До весны более половины стариков и слабых здоровьем детей и женщин перемерли. И только в 1967-м семья вернулась в Грозный. Построили дом, ужасы депортации стали постепенно покрываться дымкой забвения. В первую войну их дом не пострадал, так как район индивидуальной застройки почти не обстреливался, сам тому свидетель. Российская артиллерия била прямой наводкой в основном по многоэтажным кварталам, где засели дудаевцы.

- Я уже третий раз такое переживаю, - монотонно говорила Айша, а по щекам ее текли слезы. - За что нас Всевышний так наказывает? У меня детства не было, у моих внуков тоже нет жизни. Трех сыновей моих убили: одного в ту войну, двоих в эту. Мы не голодные, нас здесь хорошо приняли, но все время плачем: какая радость может быть у беженцев, хоть золотом его корми. У меня от нервов какая-то болезнь появилась - ноги гниют...

Айша сидела на табуретке, так как стоять не могла. Табуретка, стол да жестяная печка - вот вся мебель в комнате, в которой живет эта женщина с дочерью и шестью внуками. Двое - дети Яхи, остальные четверо - погибших сыновей.

И таких судеб - ровно восемь тысяч, по числу беженцев. Абу-Супьян Мусаев, 60-летний житель Итум-Кале, как мне кажется, лучше всего подытожил мои беседы с беженцами. "Это не жизнь. Вопрос стоит о выживании. Женщины хоть делом заняты: готовят еду, стирают, за домом смотрят. Дети в школе учатся, потом уроки готовят, играют. А нам, мужикам, что делать? Молодые парни наркотики колют себе. Когда кончится эта война - один Аллах знает. Что его ждет?" - он поднял на руки своего полуторагодовалого внука Хамзата и крепко прижал к груди.

Верховный комиссар, конечно же, не слышал этих полных горечи слов пожилого чеченца, но его боль он очень точно отразил в своем послании. "День беженца, - говорится в нем, - это всего лишь повод привлечь внимание мировой общественности к трагедии миллионов людей. Для любого беженца покажется длинным любой день. Мы же в этот день должны остановиться и задуматься, какими же одинокими и заброшенными ощущают себя беженцы. И мы все несем человеческую ответственность, защищая людей, которые подвергаются преследованиям только потому, что они есть. Мы видим невероятное мужество и стойкость людей, которые потеряли все. Если они не хотят терять надежду, как же мы можем допустить это для себя?"

Эти слова сказаны по поводу беженцев из Косова, палестинцев, афганцев и т.д. Беженцы из Абхазии, Чечни, и других горячих точек бывшего СССР там не упомянуты, ибо всех не перечислишь, но речь, безусловно, и о них тоже. Что же касается конкретно беженцев, обосновавшихся в Панкисском ущелье, то хочу обратить внимание всего на один лишь факт. Эти восемь тысяч, повторяю, - граждане России, и за те почти два года, что они находятся в Панкисском ущелье, ни один представитель ни государственных, ни общественных организаций их не посетил. Они для России сегодня - отрезанный ломоть, живут исключительно благодаря заботам ООН и Международного Красного Креста. Матрасы, на которых они спят, одежда, в которой они ходят, пища, которую они едят, даже карандаши и тетрадки для детей и т.д. и т.п. - это все гуманитарная помощь названных организаций.