В ОДНОМ из университетов США автор этих строк присутствовал на дискуссии по теме захвата заложников в Чечне. Собравшиеся дружно возмущалась неслыханным для ХХ в. варварством и жестокостью. Неожиданным диссонансом прозвучало выступление смуглого мужчины: "Вы просто не понимаете логики этих людей. Они не воспринимают чужаков как себе подобных. У нас в Южном Йемене был такой случай. Племя кочевников захватило в заложники туриста, путешествовавшего по пустыне с собакой. Несчастного поместили в одной клетке, а его пса - в другой. Кормили обоих пленников тоже одинаково. С точки зрения кочевников, это было нормально. Для них людьми были лишь они сами. Не понимающее же по-арабски, одетое в нелепую одежду существо просто не могло, по их мнению, страдать так же, как и человек".
Конечно же, аналогия с Чечней была бы в данном случае сильным преувеличением. Подобное сравнение является точным, если рассматривать Чечню времен Кавказской войны. В те времена действительно для горца-чеченца совершить разбойный набег на казачью станицу, захватить заложников было лишь обычным достойным промыслом, усомниться в законности которого не мог никто из соплеменников. За годы советской власти чеченцы вполне (по крайней мере внешне) интегрировались в русскую культуру, и трудно поверить, что сегодня в республике на традиции, идущие от абреков, смотрят так же, как и в ХIХ в. И все-таки, похоже, историческая память народа существует на генном уровне, и в кризисные времена неожиданно начинает возрождаться стиль жизни далеких предков. "По нашим традициям мужчина любой ценой должен обеспечить пропитание своей семьи. Сегодня, когда вся Чечня лежит в руинах, а заработать на хлеб, как раньше, уже невозможно, очень многие задумываются о том, чтобы заняться тем же, чем занимались наши прапрапрадеды, - работорговлей". Такие рассуждения автору этих строк приходилось слышать сразу же после подписания Хасавюртовских соглашений от вполне дружелюбных, интеллигентных чеченцев.
Тогда подобные предположения казались фантастикой, но спустя всего лишь полгода похищение людей стало едва ли не самым распространенным в Чечне бизнесом. По оценкам специалистов, на одного заложника приходится пять охранников, еще столько же людей осуществляют захват "товара" и столько же - посреднические услуги. До начала новой российской военной кампании в Чечне на территории республики содержались около 1000 заложников. То есть в работорговле участвовали около 15 тыс. человек, что составляло около 10% нынешнего мужского населения республики. Если же учесть, что, как правило, жена и дети преступников знали, чем занимается глава семьи, то число людей, косвенно связанных с работорговлей, получается и вовсе фантастическим.
Что же это за люди - современные торговцы "живым товаром"? Отчасти этот вопрос проясняет рассказ председателя Лиги грузинских патриотов Георгия Залиашвили, проведшего год в чеченской неволе. Наблюдения бывшего заложника особенно ценны тем, что его все время перевозили с места на место и охрана каждый раз была новой - таким образом, он познакомился с достаточно широким кругом работорговцев. По иронии судьбы еще два года назад Залиашвили был одним из наиболее убежденных сторонников независимой Чечни, которую рассматривал как стратегического союзника Грузии в борьбе с "российским империализмом". Председатель Лиги союза патриотов Грузии неоднократно ездил в Чечню, встречался с президентом Асланом Масхадовым, влиятельными полевыми командирами.
Похитили Георгия на территории Грузии - в Панкийском ущелье (район компактного проживания чеченцев в республике), а уж потом переправили в Чечню. Весь год в неволе Залиашвили провел прикованным наручниками к батарее. Наручники снимали лишь на два часа в день, чтобы Георгий мог заниматься физическими упражнениями (опасаясь погони, бандиты все время меняли место заточения, и заложник должен был быть в хорошей форме, чтобы ходить по горам). Практически каждую неделю его били. Официально это, правда, называлось спаррингом, однако выиграть бой для пленника было очень опасно. Однажды невольник наблюдал, как один русский заложник мерялся силой с охранником и победил. Бандит после этого рассвирепел и сломал заложнику руку. Интересно, что, хотя все охранники участвовали в боях с федеральными войсками, очень многие из них с ностальгией вспоминали советское время.
Георгию запомнился один бывший тракторист, потерявший все свои сбережения во время павловской денежной реформы. Почему-то во всех своих бедах бывший механизатор обвинял грузинского пленника. Он жестоко избивал заложника, приговаривая при этом: "Из-за того что твои родственники не отдают деньги, мои дети голодают".
Среди охранников председателя Лиги грузинских патриотов попадались и фундаменталисты (так называемые ваххабиты). Они объяснили Залиашвили, что, взяв его в заложники, не совершили греха. Христианин должен платить подать мусульманам, и тогда он находится под их покровительством. Грузины же не платят дани мусульманам и, следовательно, не могут рассчитывать на защиту. В то же время фундаменталисты обращались с Георгием гораздо лучше, чем другие охранники. Этому опять же давалось логическое обоснование: мусульманин не должен причинять живому существу боль без крайней необходимости. Скажем, мусульманин может зарезать барана, но должен это сделать так, чтобы уменьшить мучения животного. Однако не только фундаменталисты, но и все похитители людей совершенно не стыдились своего занятия. По мнению Георгия Залиашвили, сегодня в Чечне торговлю людьми воспринимают как нормальный бизнес. "Бандиты приводили ко мне своих детей, и я учил их рисовать (Георгий по профессии художник. - "НГ"), прикованный наручниками к батарее. Или зайдет в гости сосед, осмотрит меня, как вещь, вежливо спросит хозяев: "Ну что, еще сидит?" - и начинает пить чай, уже забыв обо мне".
Тбилиси-Москва