Власть, оппозиция и агропром

ПОСЛЕ того как Казахстан до отвала накормил своим зерном жучка под названием итальянский прус и пожелал ему приятного аппетита на российских полях, в очередь за пайком встала своя, доморощенная азиатская саранча. Незадолго до ее появления замминистра сельского хозяйства Толеухан Нуркиянов ободрил сограждан: "Мы можем рассчитывать на 10 миллионов тонн пшеницы". Иначе говоря, если ничего не продавать за рубеж (пока Казахстан намерен экспортировать 2 млн. т пшеницы из урожая-99), на пропитание республике должно хватить. Той самой республике, которая в недавнем прошлом считалась житницей всего Советского Союза.

Однако оптимизма Нуркиянова не разделяют, похоже, даже на самом верху, не говоря уже о вездесущей оппозиции. Президент Назарбаев, вдоволь насмотревшись на саранчу из окна своего кабинета в Астане, произвел "рокировочку" в стиле Бориса Ельцина. Место главного агрария занял глава Минфина Сауат Мынбаев - по общему мнению, хороший человек, но в сельском хозяйстве полный профан. Очевидно, в тот момент, когда отрасль дошла до ручки, ему отводится роль факира: достать денег на уборочную, поскольку в правительственных кругах он слывет финансовым гением. Бывший же министр Жаныбек Карибжанов, который неоднократно заверял, что саранча не пройдет, будет довольствоваться постом советника президента по сельскому хозяйству и тем фактом, что прожорливое насекомое с коленками назад иначе как "жан" теперь не называют.

Уже мало кто задается вопросом, как так случилось, что из 45 млн. га пахотных земель в обороте осталось менее половины, а остальное поросло бурьяном и служит инкубатором для саранчи. Все это списано на развал Союза, издержки рыночной экономики и невнятную политику северного соседа, который покупает зерно где угодно, только не в Казахстане. В ту же графу безвозвратных потерь относят и растаскивание хозяйств, выращивавших элитные сорта семян, на куцые фермерские хозяйства, из-за чего на посевы идет товарное зерно с элеваторов. Туда же - морально устаревшую и физически изношенную сельхозтехнику, когда из трех комбайнов к посевной собирают один. Но бог с ним, с прошлым - если все человечество расстается с ним смеясь, то что уж казахстанцам грустить? Оказывается, есть причины - даже тот урожай, что уцелел на полях, может там же и остаться. Несмотря на свежее правительственное решение о запрете на вывоз солярки из страны вплоть до конца сентября, дизтоплива в республике не прибавилось. Два из трех НПЗ стоят, еще один загружен на треть, поскольку нефть-то за рубеж пока идет. А "Казахойл" предпочитает получать доллары, а не скупые тенге за поставки ГСМ нищему селу. Стране нужно рассчитываться по внешним долгам. Внутренние подождут - вместе с яровыми и озимыми.

Оппозиция с цифрами в руках доказывает: нынешнюю жизнь на селе можно охарактеризовать одним словом - мрак. Чиновники средней руки смотрят на московского журналиста ласково, по-отечески: "Разве у вас лучше?" Но как поется в известной песне: "Хоть похоже на Россию, только все же не Россия". Поскольку призрак голода витает в преимущественно аграрной стране (на "сырьевой придаток" здесь очень обижаются), некогда производившей около двух тонн качественного зерна на человека, а теперь как о чуде мечтающей получить хотя бы четвертую часть, поскольку иначе население не прокормить и придется просить о гуманитарной помощи на Западе. Грустная шутка, услышанная аккурат после того, как в огород к бедной селянке залетела ступень российской ракеты и ей выплатили компенсацию в тысячу долларов: "На всех крестьян "Протонов" не напасешься". Невеселая она еще и потому, что появилась на селе, как выразился один из моих ученых собеседников, "форма залогового рабовладения". Насчет рабовладения - это вряд ли, скорее крепостничество. Это когда за взятый в долг килограмм, скажем, риса надо отработать на хозяина световой день, иногда всей семьей. Я разговаривал с человеком, который занял мешок муки: ему осталось барщины на две недели, муки - на пару дней. Добрый хозяин обещал не оставить в беде: если Алибек останется у него до конца сезона, его ждет премиальная еда. О деньгах речи не шло.

Кстати, о голоде. Официальная Астана вот-вот была готова сделать еще один шаг навстречу рыночным преобразованиям, приняв Закон о земле, а вместе с ним и возможность ее купли-продажи. В последний момент он был из парламента, успевшего его одобрить в первом чтении, отозван - власти взяли тайм-аут. Но пока оппозиционно настроенный лидер "Орлеу" ("Прогресс") Сейдахмет Куттыкадам яркими красками рисует картину того, как Россия и Китай возьмут в аренду, а потом и выкупят целые области (с Китаем все ясно, а нам-то зачем и на какие шиши?), в Доме демократии в Алма-Ате дюжина женщин объявила бессрочную голодовку. Их единственное требование просто: снять все вопросы относительно продажи земли кому бы то ни было. Ни иностранцам, ни своим. Роза Исаева, участница акции протеста, не верит уже никому - "ни правительству, ни интеллигенции, ни тем более оппозиции, которая за восемь лет ничего не добилась, кроме квартир и машин для себя. Мы были против такой приватизации - и посмотрите, что досталось народу. Тем, кто стоял с нами в пикетах, дали год условно за оскорбление чести и достоинства президента. Сегодня мы готовы выйти на площадь, а нас снова пугают. Только мы ничего не боимся".

Голодавшие уже три недели женщины вряд ли подозревали, что их протест напрасен: наиболее плодородные участки земли казахстанской давно обрели своих хозяев, и остановка за малым - за законом, который позволит документально оформить факт владения. Фермер Абай давно гоняет своих овец по пустоши вокруг "ничейного" пастбища и опасается загнать туда отару - оно принадлежит большому акиму, которого он в глаза не видел.

По мнению ученой Валентины Крохмаль, в Казахстане имеются сотни "крестьянских" хозяйств, по своим размерам являющиеся настоящими латифундиями, на которых трудится по 500 и более наемных работников. Крупные агропромышленные корпорации типа ТОО "Агроцентр-Астана" прибрали к рукам паи десятков тысяч крестьян, которым вместе с паями доставались и долги колхозов и совхозов, и многие отдавали землю, лишь бы рассчитаться. О степени разорения села, считает она, можно судить хотя бы по следующему показателю - денег всех банков республики не хватит на полное восстановление производственной и социальной инфраструктуры среднего сельского района.

Алма-Ата