Наталия Григорьева
Старая собака – единственный друг одинокого Левана. Кадр из фильма
В российский прокат выходит новый фильм Бакура Бакурадзе «Снег в моем дворе» – международная премьера картины состоялась в конкурсе прошлогоднего Шанхайского кинофестиваля, где лента получила награду за лучшую режиссуру, а российская прошла вне конкурса на фестивале «Маяк». Сценарий Бакурадзе написал совместно с Леваном Гоголадзе, они же сыграли главные роли – сюжет «Снега» также посвящен написанию сценария, что делает историю и очень личной, и максимально кинематографичной, этаким метакино.
Одинокий Леван (Гоголадзе) живет в Тбилиси, в запущенной квартире с двумя собаками: Джесси большой и Джесси маленькой – носит засаленные, все в дырах треники, питается чем бог (в лице добросердечных соседей или приятеля-воришки) пошлет, спасается от последствий инсульта и диабета сильнодействующими лекарствами, почти не выходит на улицу. Единственное «окно» во внешний мир – старенький ноутбук с западающими клавишами. В соцсетях Леван общается с бывшими одноклассниками, в том числе находит и учившегося с ним в одной школе Гиви (Бакурадзе). Он кинорежиссер, давно обосновавшийся в Москве, – в общем, ничего общего с Леваном, кроме разве что одолевающего обоих экзистенциального кризиса. Их переписка превратилась в частые беседы по видеосвязи, а еще Гиви предложил Левану написать сценарий – точнее, предложил платить ему деньги за каждую страницу воспоминаний, которые герой и так изо дня в день печатает непослушными пальцами, подслеповато щурясь в мерцающий экран. Хаотичные, разрозненные воспоминания о детстве, размышления о нынешней жизни, наблюдения за собаками и людьми – Гиви думает, что из этого может получиться новый фильм. Да и в целом ему пора бы навестить родной Тбилиси, где стоит давно закрытая квартира, в которой он вырос.
Неспешное – хоть для стиля самого Бакурадзе динамичное – кино ни о чем и обо всем. Колоритная, с юмором, пусть чаще и горьким, зарисовка без четкого начала и конца, внутрь которой умещаются набросанные штрихами судьбы нескольких людей. Озвученные, с грузинского на русский, убаюкивающим голосом, снятые будто бы украдкой, с нежностью даже к беспорядку и хаосу и с вниманием к деталям (другого и не ждешь от чуткого оператора Алишера Хамидходжаева) кадры. За грязным окном неспешно падает снег, но тут же и спелые гранаты, тяжелыми гирями нависающие над крышей и манящие соседских мальчишек. Внутри – больше похожее на импровизированную ночлежку просторное, но и захламленное, обжитое, однако и неуютное жилище Левана, куда то и дело наведываются гости с разными помыслами, где, не издавая ни звука, наблюдают за хозяином две собаки, где сам он, очнувшись ото сна на продавленном диване, стучит по клавишам и отвечает на звонок.
По другую сторону экрана – Гиви, у которого в Москве жизнь опрятнее, стабильнее, но столь же неустроенная. Семейная и творческая маета. Хочется любить, но все не то, хочется творить, но не для кого. «В твоем возрасте уже не до экспериментов», – говорит Гиви продюсер в исполнении Гарика Мартиросяна и предлагает снять блокбастер. Крошечный эпизод будто бы делит фильм, в котором нет ни кульминации, ни в целом – по крайней мере с точки зрения ритма – высоких нот и острых углов, пополам.
В Тбилиси тем временем Леван также тихо и буднично хоронит большую Джесси, которая и жила тихо, и ушла, никого не побеспокоив. Но невольно чувствуешь, да и видишь в замершей в дверном проеме чуть сгорбленной фигуре Левана, что ежедневная боль и борьба еще не лишили его возможности чувствовать. В следующем кадре, так же молча уставившись в одну точку, в пустоту, которую уже никак не заполнить, Гиви сидит в кресле в своей заброшенной тбилисской квартире. У Левона осталась Джесси маленькая, Гиви находит под балконом замерзшего котенка. От пушистого снега, засыпавшего двор, не осталось и следа – жизнь продолжается, несмотря ни на что.
