"Фильм "Бешенство" – эмоциональный поезд, который несется сквозь снежную мглу"

Кадр из фильма "Бешенство".

В российском прокате – фильм «Бешенство», психологический триллер Дмитрия Дьяченко, в котором отец Алексей Серебряков везет страдающего наркозависимостью сына Всеволода Володина в тайгу, чтобы тот сперва «переломался», прикованный к батарее, а потом излечился трудом и изоляцией в уединенном охотничьем домике. Правда, он еще не знает о разгоревшейся в тех местах эпидемии бешенства, которая превращает волков в одержимых жаждой крови монстров и с которой тщетно сражаются местные егерь Александр Устюгов и участковый Евгений Ткачук. Кинообозреватель «НГ» Наталия ГРИГОРЬЕВА поговорила с Дмитрием ДЬЯЧЕНКО о том, почему, будучи автором сверхуспешного комедийного и семейного кино, он решился снимать в совершенно ином жанре.

– «Бешенство» – непривычная для вас как для режиссера история. Почему решили все-таки взяться за такой сценарий и в чем была главная сложность, может быть, главный страх – и был ли он вообще, учитывая ваш опыт и мастерство?

– Во-первых, мне понравился сценарий, во-вторых, у меня действительно есть чувство некоего застаивания в определенном жанре. Мне, как режиссеру, это не нравится, хотелось бы снимать разное кино, потому что я – просто режиссер, а не режиссер исключительно комедийных фильмов. Не хотелось бы, чтобы за мной закреплялись такое клише и амплуа. Я могу снимать любое кино, мне это интересно, главное, чтобы был хороший, интересный и эмоциональный материал. Что касается работы над «Бешенством» – нет, страха особого не было. Когда читаешь хороший сценарий, то его сразу и представляешь, внутри моментально, как по щелчку, наступает видение того, как ты его можешь сделать. Думаю, такой эффект у многих творческих людей, и у актеров, и у режиссеров – они сразу видят, как это может быть. Поэтому были, наоборот, решительность и уверенность. А страхи появились потом, когда мы начали делать и поняли, как это сложно – снимать зимой, с животными. То есть дальше уже были нюансы. Но когда я приступаю к работе, то обычно делаю это с рвением.

– Чувствуете ли вы, что у вас уже есть кредит доверия у зрителей, построенный на предыдущих проектах?

– Кредит доверия, может быть, есть – благодаря фильму «О чем говорят мужчины» и «Богатырям». Но я на него не опираюсь. С одной стороны, мне бы не хотелось подводить зрителя, с другой – мне бы хотелось расширить собственный диапазон, чтобы этот кредит доверия распространился не только на комедийные фильмы. По поводу того, пойдут ли люди на любимого режиссера – мне кажется, нет, люди прежде всего смотрят трейлер. К тому же аудитории не пересекаются: на «Последнего богатыря» и «Чебурашку» ходят семьями, женщин много ходит, а «Бешенство» – ну, не сказать, чтобы совсем мужская история, но для тех, кто любит более жесткое кино, более реалистичные эмоции, не сказочные. Поэтому, наверное, они скорее пойдут на хороший трейлер, на любимых артистов. И риск в этом случае есть. Не думаю, что сильно сыграет фамилия режиссера. Вообще думаю, что нашим зрителям на данный момент больше нравятся не имена – кто снимается, какие известные люди это делают, – а просто хорошее, эмоционально крепкое кино. Так что надеюсь, что удачно сработает в том числе и «сарафан», и фильм соберет деньги.

– «Бешенство» получилось одновременно и классной жанровой историей – триллер, граничащий с хоррором и довольно глубокой социальной драмой. Для России такой микс, пожалуй, непривычен. Были ли для вас какие-то референсы, кино, на которое вы равнялись и уровня которого хотели добиться?

Дмитрий Дьяченко, фото Ксении Угольниковой

– Вы с исполнителем роли Вовки, Всеволодом Володиным, ездили в реабилитационный центр, чтобы он мог лучше вжиться в роль наркозависимого человека. Насколько для вас важна такая серьезная подготовка актеров к ролям, требуете ли вы этого от исполнителей или это было важно исключительно для этого проекта?

– С Севой мы действительно ездили в реабилитационный центр, мне было важно, чтобы все эмоции в фильме были правдивыми, чтобы главный герой был максимально похож на человека, который болен, у которого зависимость и ломка. И над этим пришлось потрудиться. И мне, и Севе – и он хорошо подготовился, был достоверен. Если вы помните, и «Реквием по мечте», и «Дневники баскетболиста» – тяжелые фильмы. Но нам нужно было сделать так, чтобы его игра все-таки не вышла на грань какого-то супернатурализма, который бы отвращал зрителя. То есть мы показываем человека, которому плохо, но должны держаться в эстетических рамках нашей конкретной задумки. От исполнителей я, как правило, прошу максимальной достоверности, но также прошу не увлекаться, потому что кино – все-таки не реальность, а выжимка реальности, эссенция, то есть где-то могут быть какие-то гротесковые моменты.

– Тема наркотиков и реабилитации наркозависимых – острая для России, но в то же время в какой-то степени все еще табуированная. Рассчитываете ли вызвать резонанс?

– Тема наркотиков и реабилитации, конечно, острая для России. Потому что, мне кажется, нет какой-то основной схемы действий, как, например, в Португалии, где не то чтобы победили, но справились с этой проблемой. Там людей не выбрасывали из общества, не изолировали, не приковывали, а, наоборот, старались повернуться к ним лицом, дать работу и т.д. То есть целая система была создана. Сомнительно ли поступает отец в нашем фильме? С одной стороны, да, так нельзя. С другой – у него нет выхода. Так что тут решать зрителю, прав он или нет. Может ли кино влиять на реальную жизнь? Наверное, может, я не знаю, но надеюсь, что мой фильм сможет повлиять в лучшую сторону и не пойдут в лес тысячи людей приковывать своих детей – мы показываем, к чему это может привести.

– Расскажите про съемки в суровых погодных условиях – как я понимаю, было достаточно холодно, и это чувствуется в кадре. По-моему, у нас при таких температурах снимают только якутские кинематографисты – было ли это важно для правдоподобности и реалистичности?*

– Съемки были суровыми, при температуре от –37 до –25 градусов. Еще и ночью. Но мы, как тертые калачи, подготовились, экипировались. Кому-то вначале было морально тяжело, были даже срывы от осознания, что еще 30 дней придется ночью сидеть в лесу при температуре ниже 30. Но мы друг друга подбадривали и общими усилиями справились. К тому же мы снимали в пандемию, и в Москве был полный локдаун, а мы в Алтайском крае ходили без масок, потому что были далеко от города, в лесу. И были настоящей командой – это помогло пережить и пандемию, и нереальный холод. И я думаю, что правильно снимать в таких условиях и при таких температурах, конечно, если камера выдерживает. Одна камера у нас не заработала на таком холоде, отвезли ее обратно. В электромеханическом фокусе у нас масло периодически замерзало, это было еще одной сложностью. Но при этом в таких условиях и нужно снимать, ведь у людей совсем другая физика поведения на морозе, и они, по сути, ничего не играют, они выживают.

– Вы действительно работали с настоящими волками – почему так, неужели не проще было полностью нарисовать всех животных, ведь технологии сегодня, очевидно, это позволяют?

– С настоящими волками мы пытались работать. Но чтобы они что-то сделали, нужно много времени. Даже если ты заранее с ними репетируешь, дрессируешь, когда они приезжают на место съемок, их все отвлекает, как маленьких детей, – любой звук, любой щелчок, они крайне не сосредоточены. И в итоге нам пришлось многих настоящих волков заменить на компьютерных – еще и потому, что настоящие выглядели здоровыми, а нам нужны были бешеные.