Наталия Григорьева
Сюжет «Межсезонья» не основан на реальных событиях. Кадр из фильма
В российский прокат выходит «Межсезонье» – второй полнометражный фильм Александра Ханта, дебютировавшего в 2017 году с фильмом «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». Новая картина – в каком-то смысле тоже роуд-муви – уже успела «прокатиться» по фестивалям, в том числе была показана на смотре в Варшаве. Главные и первые в своей карьере роли сыграли Женя Виноградова и Игорь Иванов.
Подростки Саша (Виноградова) и Даня (Иванов) знакомятся «на вписке» в большом загородном доме – встречаются глазами в шумном зале, заполненном их танцующими ровесниками, без слов договариваются уединиться, пробуют заняться сексом. Момент портят ворвавшиеся в комнату в поисках дочери родители Саши – мама Снежана (Жанна Пугачева) и ее муж-полицейский Виктор (Константин Гацалов), отчим вроде бы и не жестокий, даже, кажется, заботливый, но грубый, громкий, категоричный. Схватив девочку в охапку, они сажают ее в машину, а потом и под домашний арест. На следующий день она все-таки упрашивает маму – когда-то они были как подружки – отпустить ее в школу якобы попрощаться с одноклассниками. Оттуда Саша уже не вернется: прихватив Даню, сына гиперопекающей Ирины (Ольга Саханова), она отправляется делать свою революцию. Ближайшие несколько дней они будут жить то ли как Ромео и Джульетта, то ли как Бонни и Клайд – и у той и у другой истории, как известно, печальный финал, да и эта не станет исключением.
Сюжет «Межсезонья» не основан на реальных событиях, но ими, безусловно, вдохновлен – в большей степени, чем упомянутой шекспировской пьесой или полумифической историей влюбленных гангстеров. Речь о случившейся в 2016 году трагедии псковских подростков Кати и Дениса, забаррикадировавшихся в загородном доме с оружием и после многочасовых переговоров с родителями и полицией застрелившихся во время штурма. За этими событиями можно было наблюдать в прямом эфире, так как молодые люди вели трансляцию, и это тут же породило многочисленные дискуссии в Сети и за ее пределами – кто виноват и что делать, чтобы такое не повторилось. Александр Хант не берется в «Межсезонье» документировать или комментировать случившееся и уж тем более не пускается в морализаторство, но в это обсуждение так или иначе вступает, показывая все стороны конфликта.
Саша и Даня – невероятно органичные, несмотря на то (а может быть, благодаря тому), что их играют на тот момент непрофессиональные актеры, – бунтуют, как и полагается заявленному возрасту. И в этом нет ничего сверхъестественного, хотя протест и выглядит утрированно кинематографичным, – но это же и есть кино. Все, что они делают, смотрится этаким художественным вандализмом, граничащим с акционизмом, – ведь, начав с мелкого воровства в магазине, герои доходят до практически программных заявлений. Идея разрисовать рекламные политические постеры (на плакате очередного депутата с обещанием «Жить по совести» остроумно дописывают: «Не получилось») или разбрызгать красную краску из баллончика на шубы приходит к ним как будто бы неосознанно, интуитивно. Но кое-что, несомненно, говорит о времени и поколении.
В «Межсезонье» нет правых и виноватых, но ответы на вопросы, как такое случилось, а главное – как сделать так, чтобы не повторилось, все же есть. По крайней мере один из вариантов. Авторы не демонизируют стороны конфликта: хоть в центре все-таки Саша и Даня, так что им и сопереживаешь в большей степени, родители и в целом взрослые у Ханта не выглядят однозначной «темной стороной». Даже отчим-мент – и это, пожалуй, самое интересное. От персонажа Константина Гацалова в предлагаемых обстоятельствах ждешь чернушного беспредела, а он оказывается, как и все остальные, куда более сложным и вызывающим не меньше сочувствия. Несчастные люди, не наученные выражать чувства, страшащиеся собственных выросших детей, которых уже не заткнешь авторитетом и которые могут пошатнуть и без того хрупкое, но такое важное для окружающих – «а что люди скажут?» – мнимое благополучие. Никто не учил их, родителей, откровенности и искренности, так что они попросту не умеют разговаривать с подростками в собственном доме – с теми, кому эта искренность и откровенность так нужна именно в этом возрасте. В итоге и те и другие молчат и злятся, обвиняют друг друга, вместо того чтобы поговорить, бегут в разные стороны, а не навстречу. Жалко и тех и других.
Прежде всего потому, что выхода нет и ничего уже не исправить. Убегая из дома, Саша и Даня сразу же сжигают мосты и постепенно не только меняются ролями – робкий поначалу парень «пробуждается» с подачи своей решительной подруги и уже сам не позволяет ей дать задний ход, – но и не оставляют себе шанса, чем дальше, тем больше разувериваясь в этом мире. Не желая вырастать в тех, кого они презирают – во взрослых, – они убегают в полувымышленный мир, сперва хулиганский, даже гламурный и романтичный, а потом все более мрачный, безысходный.
Встречающиеся на их пути персонажи – даже сказочные, вроде татуированного деда-отшельника в цветастых нарядах и в исполнении екатеринбургского художника Спартака, – ничего хорошего не говорят и не делают. Тут Хант даже использует документальный прием: в какой-то момент своих скитаний Саша и Даня берут в руки камеру и опрашивают людей на улице, не получая в итоге никакого вразумительного ответа на вопросы о том, почему на Руси жить плохо. В начале фильма звучат записанные Александром Хантом монологи реальных подростков, в финале они выстраиваются живой стеной на первом плане и смотрят зрителю в глаза. И трудно сказать, где больше отчаяния, боли, безнадеги – в словах или во взглядах. Но их, в отличие от героев фильма, еще можно, нужно и увидеть, и услышать.
