Сказочная Герда переселилась в российскую "панельку"

Фильм выглядит хождением по кругам ада, как и жизнь его героев. Кадр из фильма

Международная премьера «Герды» состоялась в Локарно, где приз получила исполнительница главной роли, дебютантка Анастасия Красовская, российская – на «Кинотавре», где картина была удостоена специального диплома жюри. Вторая полнометражная режиссерская работа Кудряшовой, по ее же сценарию, рассказывает историю студентки социологического факультета, которая подрабатывает стриптизершей. А еще в фильме есть Юра Борисов.

Днем ее зовут Лера, она обитает в одном из десятка однотипных серых панельных домов с детской площадкой во дворе и сетевым продуктовым магазином за углом. Живет с мамой (Юлия Марченко), страдающей психическим расстройством и каждую ночь в приступе лунатизма пытающейся убежать из квартиры то через дверь, а то и через окно. Папа-полицейский (Дариус Гумаускас) живет с другой женщиной, но, напиваясь почти каждый день, приходит к дочери и бывшей жене. Лера учится на социолога и вынуждена ходить по квартирам обитателей таких же унылых многоэтажек с неуместными опросами о жизни в России. В этом же пространстве условно светлого времени суток – хотя солнце ни разу не выходит – она дружит с работающим в морге художником Олегом (Борисов), то ли ангелом-хранителем, то ли демоном-искусителем, а скорее, как видится ей, проводником.

Ночью ее зовут Герда, она танцует стриптиз в небольшом клубе где-то на окраине. Делит гримерку с другими девочками, которые то гнобят коллегу за привлекающую клиентов загадочность, молчаливость и недоступность, то жалеют, понимая, что все это не от хорошей жизни. Она изобретает оригинальные приватные танцы, может прочитать клиентам стихи, спасается как может. Вместо Олега в этой реальности – постоянный посетитель в исполнении режиссера и сценариста Алексея Чупова.

Есть в фильме и третье место действия – сновидения Леры-Герды, в которых она видит себя в лесу. По точно такому же от нее когда-то в детстве пыталась убежать мама, а теперь по нему движется она сама, как это бывает во снах, будто с трудом передвигая ноги, замедленно, нарушая законы гравитации, как если бы поверхность была лунной. Сцены эти в каком-то смысле – ключ к пониманию всего остального, бесконечного бега от себя к себе, от бетонных жилых коробок, населенных неживыми, выживающими сущностями, к зашторенным, освещенным неоном, но таким же безнадежным помещениям клуба. Местами избыточный символизм, бьющий наотмашь: и в щемящих душу своей, к сожалению, правдивостью изображения среднестатистического российского быта сценах соцопросов, и в утрированных эпизодах с клиентами, не видящими ничего, кроме плоти, пока плоть эта не становится вдруг чувствующим, мыслящим, живым человеком, и в особенности в этих самых снах, этаком искусстве ради искусства.

Даже сама героиня, как и играющая ее Анастасия Красовская, в кино попавшая, что называется, волей случая, прямиком из моделинга, – слишком очевидный контраст с любой из окружающих ее декораций, усиливающий ощущение, что она здесь случайно застряла, никак не способная найти выход. Ищущая его в персонажах вроде героев Борисова и Чупова (вот они тут как влитые), с запозданием понимая, что это все тупик. Один сплошной тупик, глухой двор между «панельками», продуктовым и детской площадкой в сквере, который со дня на день вырубят. Вдруг кто ответит по-соседски, но за дверями только бабуля с пенсией в несколько тысяч, дед-кошатник, алкаши, несчастные женщины, голодные дети. Что они знают о счастливой жизни в России. Или о красивой, если красота эта сводится к танцу на шесте.

Лере-Герде хочется убежать, но приходится запирать дверь, забивать балкон, чтобы снова не убежала мама, живущая в своих потусторонних мирах – она хотя бы знает, что там что-то есть. Никакого светлого, да даже открытого финала не получается. Фильм невольно закольцовывается, выглядит таким же хождением по кругам ада, как и жизнь его героев, страшная своей обыденностью и безысходностью, социально сбоящая на системном уровне. Как в том анекдоте по мотивам сказки о приключениях Снежной королевы, Кая и Герды: как ни крути, а не получится сложить слово «вечность» из четырех льдинок с известными буквами, одна из которых «ж».