«Делу» Германа – самое время

Медсестра и следователь давят на арестанта и вынуждают признать несуществующую вину. Кадр из фильма

В конце сентября в российский прокат выйдет «Дело» Алексея Германа-младшего, фильм, впервые показанный в программе «Особый взгляд» на Каннском фестивале. Вдохновленная, очевидно, как социально-политическими событиями в России, так и прошлогодним локдауном картина с Мерабом Нинидзе в главной роли рассказывает о посаженном под домашний арест профессоре и о людях, навещающих узника в промежутках между судебными заседаниями, – их играют Анна Михалкова, Светлана Ходченкова, Александр Паль и Анастасия Мельникова.

Недовольный нынешним мэром-коррупционером преподаватель литературы из провинциального городка (Нинидзе) публикует в соцсетях обличающий чиновника ироничный пост с карикатурой. И тут же оказывается на скамье подсудимых вместе со своей коллегой – обвиняют их, конечно, не в публикациях, а в том, что они и сами воры, якобы укравшие деньги, выделенные государством на проведение научной конференции. Часть их должна была пойти в том числе на покупку 15 стульев, их профессор теперь где-то, по версии следствия, прячет – горький абсурд уровня Ильфа и Петрова. Герой вину не признает и, привязанный электронным браслетом, в котором ни помыться, ни погулять, к месту прописки, пытается убедить каждого встречного, что истинный вор – мэр. Его протест, визуализированный в виде вывешенной на балкон простыни с соответствующим лозунгом, раздражает соседей (тех еще «диванных судей») и следователя (Паль), который в каждый свой визит убеждает учителя признать вину. Потихоньку вторить правоохранителю – «ну, дадут тебе условно» – начинают и все остальные: врач (Ходченкова) не ставит нужный укол, сантехник отключает воду, мама (Роза Хайруллина) умирает, жена (Мельникова) давно ушла, дочь (Александра Бортич) давно обижена. Из союзников – только что вышедшая из декрета адвокат (Михалкова), на фоне этих событий проживающая свою, столь же, к несчастью, типичную для России женскую долю.

Понятно, что на Каннском фестивале, куда так и не смог из-за все еще действующего запрета на выезд приехать представлять в основном конкурсе свой фильм «Петровы в гриппе» Кирилл Серебренников, работа Германа звучала особенно многозначительно. Все совпадения не случайны, аллюзии очевидны – и там, и тут мифическая растрата как формальный повод для расправы над неугодными, домашний арест, бесконечная судебная волокита и счастливый финал, который глобально не меняет ничего. Герои «Дела» в какой-то момент пессимистично произносят прямо-таки претендующую на лозунг современной России фразу «Лучше, чем сейчас, не будет». Выигранный бой никак не приближает победу в войне, но, с другой стороны, усиливает ценность каждой обесцененной режимом жизни. Кому-то, даже если не тебе самому, а уж тем более не твоей стране нужной, и не важно, десятки и сотни таких людей или этот человек всего один. Так и борьба обретает смысл.

Прямолинейность «Дела», конечно, слегка режет глаз – получается этакая обратная конъюктурность. Если же мысленно отстраниться от повестки и попытаться рассмотреть картину с других углов, то она может выглядеть вполне универсальным высказыванием о свободе, точнее о несвободе, внутренней цензуре, навязанном парализующем здравый смысл страхе и этом вечном русском «как бы чего не вышло». И, как ни странно (и очень похвально), разрушающим эту порочную парадигму элементом становится женщина в исполнении Михалковой, идущая против течения, и политического, и патриархального. Во имя не только высшей справедливости и справедливого суда, но и ради самой себя.

Важную роль, как всегда у Германа, играет обстановка, декорации говорящие, любовно, деталь к детали выстроенные художником Еленой Окопной, в этот раз наделены особой функцией. Дом становится и тюрьмой, и крепостью – художественно захламленная квартира профессора расположена в странном, сюрреалистично стоящем где-то вне времени и пространства условном месте на опушке леса. Одна изоляция внутри другой, лейтмотив всего прошлого года, да и не его одного. Вырвавшись из квартир, люди оказались заточенными внутри государственных границ – и, кажется, политические причины тому виной куда в большей степени, чем эпидемиологические.