Данила Козловский нырнул вглубь "Чернобыля"

Весна 1986-го, беззаботная подготовка к празднованию 1 Мая и высыпавшие на улицу дети... Кадр из фильма «Чернобыль»

В прокат вышел «Чернобыль», в котором Данила Козловский не только возглавляет актерский состав, но и – как это уже было с фильмом «Тренер» – сам себе режиссер и продюсер. Сценарий, написанный Алексеем Казаковым («Горько!», «Самый лучший день», «СуперБобровы» и «Родные») и Еленой Ивановой, основан на реальных событиях, прототипами вымышленных персонажей картины стали первые ликвидаторы аварии на Чернобыльской АЭС. Главная женская партия досталась Оксане Акиньшиной, также на экране геройствуют Филипп Авдеев, Николай Козак, Равшана Куркова и Артур Бесчастный.

Пожарный Алексей Карпушин (Козловский) живет в Припяти, успешно служит в местной бригаде, но уже принял решение уволиться – амбициозный молодой человек грезит о большом городе и концертах Аллы Пугачевой. На дворе теплый апрель 86-го, страна готовится к Первомаю, до конца работы Карпушину остались считаные недели. Зайдя постричься в местную парикмахерскую, он внезапно встречает свою бывшую девушку Ольгу Савостину (Акиньшина), проводит с ней день, катаясь на каруселях, поедая мороженое и легкомысленно обещая быть рядом с ней и ее сынишкой Лешей (Петр Терещенко). Оля вновь напрасно верит, а пожарный, хоть и подозревает в мальчике своего сына, исчезает на следующий же день. Они встретятся вновь через несколько недель, когда на местной атомной станции произойдет взрыв и Карпушин в силу обстоятельств окажется в самом эпицентре спасательной операции.

«Чернобыль» на первый взгляд выглядит еще одним российским блокбастером во всем своем великолепии: с одной стороны, огненный экшен с Козловским в роли героя-спасителя, с другой – натянутая человеческая драма с диалогами в духе «ты чё? – ничё» или «многозначительными», нагнетающими саспенс паузами, неловко прикрывающими прорехи в сюжете. Есть даже обязательный персонаж по имени Валера (это имя фигурирует почти во всех главных хитах отечественного проката). Но если присмотреться, то в фильме не так уж и трудно отыскать по крайней мере некоторый «разрыв шаблона». И дело не только в том, что кроме очередной песни Виктора Цоя – извечного русского саундтрека – символом времени становятся еще и композиции Аллы Пугачевой.

Козловский, например, впервые не играет парня, который был хорошим, а стал еще лучше, а, наоборот, изображает поначалу какого-никакого негодяя, которому, очевидно, предстоит пройти определенный путь перерождения в героя. Причем дорога эта – длиной почти во весь «Чернобыль», так как банальным «киданием» женщины с ребенком плохой Карпушин не ограничивается. Он еще долго сопротивляется свалившейся на него миссии ликвидатора, пытается то уехать в Киев, то улететь в Швейцарию, но каждый раз на полпути, прислушавшись к набирающему силу голосу совести, возвращается к реактору. Причем для логики фильма не имеет особого значения, как далеко успел укатить персонаж, – хоть операция по предотвращению более губительных последствий аварии и требует быстрых решений, героям дают вдоволь времени на то, чтобы подумать и поговорить, а также переместиться на любые расстояния. Ради духовного перерождения можно остановить время – магия кино позволяет, а все дороги все равно ведут в Чернобыль.

Весьма изобретательным – для данного жанра – фильм Козловского можно назвать и с точки зрения операторской работы. Ксения Середа, снимавшая в том числе «Кислоту», «Звоните ДиКаприо!» и «Дылду», выбирает крупный план, рассматривая как будто под микроскопом едва заметные детали и мимику. Наверное, только благодаря этому молчание героев начинает как-то звучать, а паузы перестают быть совсем уж неловкими. Конечно, кое-где при таком укрупнении будто бы не хватает масштаба и более широкого угла обзора, но есть, к примеру, и весьма впечатляющие подводные съемки, как раз-таки безмолвные и при этом полные пульсирующего с экрана страха и паники– персонажи Козловского и Авдеева должны повернуть затопленный вентиль и спустить воду из бассейна под реактором, дабы избежать еще большего взрыва и еще более губительных радиационных последствий. Выглядит все это максимально правдоподобно, напряженно и гнетуще – настроение скорее не вышибающее слезу, а пафосно-драматическое, такое, чтобы перехватило дыхание.

«Чернобыль» Данилы Козловского в итоге выглядит средним арифметическим между нашумевшим одноименным иностранным сериалом и, к примеру, российским многосерийным проектом «Зона отчуждения». Авторы «Чернобыля» не гнушаются весьма натуралистичных кадров обгоревших и облученных ликвидаторов, отхаркивающих собственные внутренности. В то же время есть место и фоновой социальной проблематике: спасательную операцию курирует обязательный гэбист в костюме (Игорь Черневич), обменивающий не только здоровье и жизни, а в большей степени репутацию на призрачные обещания квартир, машин и лечения за границей и в какой-то момент получающий отпор от работников станции в лице героя Артура Бесчастного – он вступает в открытый конфликт и исчезает из фильма навсегда, будто бы беря всю вину на себя. Кстати, о том, кто виноват, разговоры тоже ведутся – ответ «люди» подразумевает недобросовестность строителей и проверяющих, неверную эксплуатацию и далее по списку. А чувство вины, одолевающее в том числе и героя Козловского, врезается кадрами беззаботной подготовки к празднованию 1 Мая в недалеком от места аварии Киеве. «Все дети на улице!» – в отчаянии бросает нервно курящая одну за одной врач-радиолог в исполнении Равшаны Курковой.

Вместе с тем в «Чернобыле» присутствует и некоторая мистическая лирика. Внутри реактора, куда отправляется группа Козловского, трудно двигаться, дышать и думать – вспоминаются фильмы-катастрофы про подводные лодки, разум затуманен вполне объяснимым страхом, заторможен инстинктом самосохранения, замутнен разлитым в воздухе концентрированным ядом. Не таким уж невидимым и неосязаемым: сперва один из пожарных, не жилец, из первой прибывшей на место взрыва бригады, говорит слипшимися от крови губами о неведомом свете внутри станции, а потом и бросившийся на амбразуру ради того, чтобы до жены и ребенка не дошло радиоактивное облако, герой Николая Козака заглядывает в самое сердце разрушенного реактора. И завороженно смотрит на струящийся голубоватый свет или дым – это и правда нечто не от мира сего, страшное в своей силе и неуправляемости. Понятно, что и хеппи-энд в данном случае весьма условный, не без потерь, заставляющий в момент просмотра думать скорее о каких-то кармических преступлениях и наказаниях. Остальное – социальное и политическое – все равно остается за кадром и за финальными титрами под новую песню Аллы Пугачевой, которой предшествуют архивные кадры с ликвидаторами на ее же концерте. К сожалению, совсем не том, о котором мечтал герой Данилы Козловского.