"Оскара" опять могут присудить фильму на корейском языке

Семейную историю о попытках эмигрантов не потерять идентичность в Америке оценят. Кадр из фильма

«Минари» Ли Айзека Чуна – американского режиссера южнокорейского происхождения – в этом году победил на «Сандэнсе», после чего был признан лучшим фильмом на иностранном языке на премии «Золотой глобус», а сейчас претендует на призы сразу в нескольких основных оскаровских категориях, в том числе за лучший сценарий, режиссуру и, конечно, как лучший фильм года. У «Минари», главные герои которого мигранты из Южной Кореи и который по большей части снят на корейском языке, есть все шансы повторить прошлогодний успех «Паразитов» Пон Чжун Хо – прежде всего потому, что лента соответствует новой политике «Оскара», который, в свою очередь, пусть довольно нарочито и со скрипом, но подстраивается под изменчивый мир.

Семья Йи – отец Джейкоб (известный по «Ходячим мертвецам» Стивен Ён), мать Моника (Хан Е-ри), дочка Энн (Ноэль Чо) и сын Дэвид (Алан Ким) – когда-то эмигрировала из Южной Кореи в Америку, а теперь, прожив несколько лет в Калифорнии, переезжает в Арканзас. Здесь их ждут поставленный на прикол посреди бескрайней и безлюдной пустоши трейлер в качестве дома и работа на птицефабрике. А еще мечта Джейкоба – купленное поле он хочет засадить корейскими овощами и продавать урожай в специализированные магазины. Помогать возделывать почву берется сосед Пол (Уилл Пэттон), что символично – ветеран корейской войны, а еще местный блаженный, каждое воскресенье таскающий по дороге, ведущей в церковь, огромный деревянный крест. А вот присматривать за детьми, пока родители заняты, приезжает из Кореи мать Моники, бодрая, даже дерзкая старушка Сун Джа (азиатская звезда Юн Ё-джон). Она веселит маленького Дэвида и разрешает ему то, что запрещают родители (у мальчика проблемы с сердцем). А еще засеивает склон у ручья корейской съедобной травой минари, не только давшей фильму название, но и ставшей одним из его важнейших символов.

Минари – такой же мигрант, как и семья Йи. Пробивается из чужеродной земли вопреки всему. Джейкоба и его родных ждут едва ли не библейские испытания стихией – ливнем, засухой, пожаром. И куда более трудные моральные: семейная драма набирает обороты, конфликт супругов, которые по-разному смотрят на переезд в Арканзас, тихий, сдержанный, проговариваемый в стороне и шепотом, отдаляет их друг от друга. Тем временем будто бы чуть в стороне от всего этого растет Дэвид, застенчиво и осторожно – бегать ему нельзя – познающий мир, в котором мама на всякий случай учит молиться, папа строг и грозит палкой, а бабушка отвергает это все. Ее философия проста, она позволяет немного нарушать правила, даже хулиганить и объясняет, рассказывает и показывает ребенку окружающий мир. И Дэвид, поначалу называвший ее ненастоящей бабушкой – потому что настоящие пекут печенье, упрекавший в том, что она «пахнет Кореей» и носит дома мужские трусы, оттаивает. Их связь – бабушки и внука, которые встретились впервые, – оказывается едва ли не самой глубокой в этой семье. Жертвенной, почти магической, целительной.

«Минари» на первый взгляд – кино незамысловатое, а еще тягучее и монотонное. Но на деле именно этот ритм и атмосфера превращают происходящее на экране одновременно и в притчу, тем более что религиозные мотивы проступают все отчетливее по мере развития сюжета, и в большую, двухчасовую метафору. Трава минари, символизирующая мигрантов на чужой земле, и сама жизнь семьи Джейкоба – пример такого выживания, попытки укрепиться на новом месте, зацепиться и пустить корни и одновременно желания не потерять свою идентичность. Кому как не режиссеру Ли Айзеку Чуну, корейцу по рождению, но сегодня – американцу, знать, о чем речь. Наверняка и автобиографического в этой истории немало.

Несмотря на то что для фильма, точнее для его автора, важен и исторический (действие происходит в 80-е), и социальный, и этнический фон, на первый план, однако, все-таки выходит более универсальная и вневременная линия. История семьи, которая проходит определенный, полный положенных трудностей путь. От произнесенной Моникой установки «мы вместе, только когда все хорошо» до обратной, заработанной кровью, потом, болезнями и прочими физическими и моральными лишениями, приобретенной истины – мы вместе всегда.