"1917" претендует на звание лучшего фильма года

Дин-Чарльз Чепмен и Джордж Маккей сыграли капралов, выполняющих крайне рискованное задание. Кадр из фильма

«1917» Сэма Мендеса собирает награды: два «Золотых глобуса» за режиссуру и лучшую драму, главные призы Гильдии продюсеров и Гильдии режиссеров, как следствие, 9 номинаций на BAFTA и 10 на «Оскар». Последний раз британский режиссер был настолько же близок к триумфу целых 20 лет назад, когда снял «Красоту по-американски». Новый фильм – снятая одним кадром (на самом деле нет, но так кажется) военная драма, в которой форма торжествует над содержанием, заставляя зрителя прожить один воображаемый день на вполне реальной войне.

6 апреля 1917 года. Британская армия воюет где-то во Франции. Два младших капрала Блейк (Дин-Чарльз Чепмен) и Скофилд (Джордж Маккей) получают от генерала (Колин Ферт) приказ добраться до находящегося чуть впереди отряда и приказать им прекратить намеченное на утро наступление на немцев, чтобы избежать заготовленной врагом ловушки. Времени мало, но у Блейка в том самом отряде служит брат, так что миссия становится не просто выполнением приказа, но и личным делом. Пока сослуживцы крутят пальцем у виска и провожают ребят в последний путь, Блейк и Скофилд вылезают из окопа и вступают на открытую и ничем не защищенную, оккупированную врагом территорию. Здесь грязно, сумрачно, трупы, воронки от взрывов, колючая проволока, гарь, копоть и звенящая тишина – кажется, что никого уже нет и путь свободен, но только кажется.

С выходом каждого нового фильма о войне – особенно если речь о масштабных и дорогостоящих проектах – думается, что эта тема наконец-то будет закрыта. Но вновь и вновь находятся те, кому еще есть что сказать и показать – в данном случае, к счастью, что-то новенькое. Мендес выбрал не столь хорошо исследованную кинематографом Первую мировую, сделав акцент на том, как это было. Простейшая линейная фабула с ясной целью, прозрачными мотивациями героев и самими персонажами, которые скорее функция, чем характеры – даже заявленные в титрах звезды вроде Колина Ферта, Бенедикта Камбербетча, Марка Стронга и Эндрю Скотта появляются в коротких эпизодах по паре-тройке минут, этакая голливудская замануха.

Само действие и изображение наполняет и заполняет сюжет смыслами – предельно ритмичное, динамичное и живописное кино. Под мерный гул электронного саундтрека за кадром камера бежит за двумя солдатами, без видимых монтажных склеек, со все нарастающей тревожностью, сквозь грязное, без просветов, небо и такое же грязное, но другого оттенка, месиво под ногами. Живые крысы и мертвые лошади, горы трупов. Для обоих героев это, как становится понятно, не первый бой, но ужас от увиденного в их глазах все еще не сменился равнодушно-циничным взглядом – к такому не привыкают. И чем красивее и гармоничнее выстроен кадр, тем большая оторопь берет, как от кружащихся над пепелищем лепестков цветущей вишни. Нередко воспеваемую кинематографом героическую эстетику войны Мендес буквально втаптывает в грязь, лишая подвиг того пафоса, масштаба, многолюдности, громкости и прочих обязательных атрибутов привычного военно-патриотического кино любой национальной принадлежности. Это история не про самопожертвование, а про неосознанную, по приказу, жертву, в которой есть глубочайший гуманистический смысл. Благородство и человечность в этом аду стоят жизни, как, впрочем, и их потеря.

Сложно представить более мощный эффект присутствия и вовлечения. По цветовой гамме, да и стилистически «1917» очень близок к «Дюнкерку» Кристофера Нолана, который также бросает смотрящего в самое пекло, не давая ему отойти на безопасное расстояние, отстраниться, посмотреть со стороны. Но фильм Мендеса идет дальше, объектив охватывает пространство в таком объеме, что это почти что VR-фильм. В каком-то смысле все это зрелище – технический аттракцион. Не такой уж, если подумать, новаторский и революционный – чего только не снимали в последнее время одним кадром, это почти беспроигрышный прием, автоматически и максимально сильно воздействующий на сознание, подсознание зрителя и органы чувств.

Для зрителя все происходящее превращается почти в компьютерный шутер. Интересно, что это сравнение перекликается с одной из основных идей картины. Да, привыкнуть к вспаханной, словно бульдозером, земле вперемешку с телами трудно даже бывалым – даже командиров в кадре трясет от страха, чего не скрыть за нервными шутками и напускной невозмутимостью, – но как остановиться? Губительный азарт, ведущий к смерти в обход здравого смысла, игра в войнушку – в какой-то момент, как и в любой большой «игре» человеческими жизнями, военной, политической, информационной, смысл всего происходящего ускользает, а процесс становится важнее и того, ради чего все затевалось, и того, чем все может закончиться. Хочется идти напролом, рубить, крушить, стрелять, убивать, не останавливаться, уничтожать и самоуничтожаться. Наверное, мы так устроены, остается надеяться на героя, который схватит за руку в последний момент. Да, персонажи «1917» всего лишь выполняют приказ, они не хотят умирать, не видят в своих действиях подвига – и в этом куда больше правды, чем в любом пафосном героическом блокбастере. Потому что любое кино о войне должно быть прежде всего антивоенным.