Тим Рот и Клайв Оуэн играют друзей детства в фильме про музыку и Холокост

В фильме про скрипачей даже поединок в бомбоубежище – музыкальный. Кадр из фильма

В российский прокат выходит «Песня имен», снятая канадским режиссером Франсуа Жираром по роману британского музыкального критика Нормана Лебрехта. Замаскированная под детективную историю драма разворачивается в нескольких странах и нескольких временных отрезках, во время и после Второй мировой, и рассказывает историю трагической жизни и не менее трагической дружбы главных героев – их играют (во взрослом возрасте) Тим Рот и Клайв Оуэн. Впрочем, наличие известных актеров в кадре вовсе не гарантирует высокое качество фильма.

В 1951 году в одном из концертных залов Лондона должен был состояться дебют скрипача Давида Илая Рапопорта – уроженца Польши еврейского происхождения, музыкального вундеркинда, которого на время войны приютила у себя семья известного британского антрепренера. Маленький гений Довидл (настоящее имя героя), след семьи которого потерялся в оккупированной нацистами Варшаве, прижился в приемной семье, подружился с ровесником Мартином, сыном своего второго «отца», много занимался музыкой, оттачивая мастерство, но перед этим самым важным выступлением бесследно исчез. Спустя 35 лет Мартин (Рот), сидя в жюри очередного музыкального конкурса (он, очевидно, пошел по стопам отца, став своего рода экспертом в классической музыке), замечает, что один из конкурсантов особенным образом натирает смычок канифолью – так делал Довидл. Напав на след давно пропавшего друга, герой начинает его поиски в надежде разгадать тайну исчезновения, параллельно вспоминая счастливое детство на фоне страшной мировой катастрофы.

Интрига, надо отдать должное авторам, растянута до самого финала, и ответ на главный вопрос – куда же пропал Довидл Рапопорт? – действительно поражает своим размахом и масштабом задумки. Однако все остальное действие, наполненное флешбэками из детства и юности, а также вялыми перемещениями задумчивого Мартина по разным странам, наводит скуку. Все здесь весьма предсказуемо и уже не раз использовано: детская дружба, начавшаяся с ревности, мальчишеские шалости, страшные новости из родной Варшавы и слезы тайком – маленький Давид, надменно задирающий нос и уверенный в собственной одаренности, прячет в кармашке у сердца семейную фотографию, скрывая даже от друга Мартина, как сильно скучает и переживает. Будут кадры, в которых уже повзрослевшие мальчики сталкиваются с куда более взрослыми переживаниями – от первой любви до первого сомнения в собственной вере и боге. Послевоенная Польша, Треблинка – локации, без которых невозможен фильм о Холокосте. Уличные скрипачи, магазины музыкальных инструментов, импровизированный концерт-баттл в бомбоубежище – все-таки кино еще и про музыку.

На фоне всех этих, по сути, клише финальный аккорд выглядит действительно оригинальным и звучит пронзительно, хоть и в исполнении бородатого и не очень убедительного в роли глубоко уверовавшего иудея Клайва Оуэна – сдержанный британец Рот со своим персонажем справляется в разы лучше, его, однако, и в кадре больше. Впрочем, ключевой, самый драматичный и красивый момент фильма – тот самый ответ на вопрос об исчезновении Рапопорта, разыгран без их участия, зато плотно сплетает музыкальную линию картины с исторической, причем куда глубже, чем можно было вообразить. Тут вдруг рисуется многовековая история целого народа, бережно передаваемая из уст в уста, проносимая через года, несмотря на все невзгоды.

Стоило ли это одного важного лондонского концерта? Определенно. Целого, да еще и не самого удачного фильма? Вопрос. Повествование оказывается неоднородным и нецельным, распадаясь на множество бесцветных сцен с актерами разных возрастов и одну-единственную сцену, эмоционального и драматического заряда которой хватило бы на несколько фильмов. Такой ритмический диссонанс режет ухо, что непростительно и для картины про музыку, и для картины про Холокост.