Фото kinopoisk.ru |
– Одной из основных тем фильма становятся взаимоотношения отцов и детей – классический сюжет, но вы выбрали те возрастные группы, которые в российском кино пока еще остаются не особо исследованными. Речь об уже взрослых детях, но еще молодых родителях. Почему именно они?
– Я не сразу к этой теме пришла. Изначально мне хотелось сделать историю только про отношения мамы и дочери, но за те четыре года, что я искала финансирование, наверное, поменялись мои внутренние запросы, и история созависимых отношений матери и уже взрослой дочки выросла в полноценную семейную драму, где все линии – и мужские в том числе – стали важны. И стало понятно, что речь о системном сбое. Распад семьи происходит не потому, что есть один человек, который фонит нездоровьем, а потому, что все «в Датском королевстве» пошло не так давным-давно, но никто этого не заметил.
Интересно было исследовать историю одной семьи, которая за неделю проживает глубочайший кризис, и как все ее члены выходят из этого кризиса другими людьми. Всегда интересно наблюдать за началом и за финалом человеческих отношений, потому что это необъяснимые вещи. Почему начинаются отношения у одних людей, которых ничего вроде бы не связывает, но между ними вдруг случается какая-то химия – и вот уже люди не могут друг без друга. И почему отношения распадаются? Как поет героиня Виктории Толстогановой – «всегда быть вместе не могут люди», и у всех отношений, наверное, есть свой срок годности. Но мало кто находит в себе силы своевременно признаться в том, что все кончилось. Это всегда очень болезненно.
Мы боимся смерти, конца, распада, расставания – это в человеческой природе. И проследить, как это случается, запараллелить начало и конец, было очень интересно. История понятная, простая, узнаваемая и может резонировать с любым зрителем, потому что любой оказывался в такой ситуации, когда нужно принять решение и задать себе вопрос – а чего я на самом деле хочу, а с кем я живу, а надо ли мне это? Все это проходят, независимо от возраста.
– В связи с этим логично предположить, что фильм «Выше неба» может быть интересен очень широкой аудитории?
– Есть такое понятие, уже утраченное в российском кинематографе, – семейное кино. Мне кажется, что, например, и «Хорошего мальчика» можно отнести к этой категории, потому что в фильме поднимаются взрослые проблемы, но они рассказаны с позиции подростка. Дети смеются над одними шутками, взрослые задумываются в этот же момент о чем-то своем. У «Выше неба» интонация, конечно, иная, не комедийная, но, мне кажется, что и этот фильм важно посмотреть двум поколениям – для того чтобы понять, что разрыв в 20 лет не так уж велик, это не пропасть. Мы остаемся людьми на протяжении всей жизни, с одними и теми же демонами и страстями, сомнениями и соблазнами. Так что между теми, кому 20, и теми, кому чуть за 40, гораздо больше точек соприкосновения, чем отличий. Мы иронизируем над этим в фильме. Есть диалог молодых героев о родителях: «Ну да, им уже 47 лет, уже не до секса в этом возрасте!»
И это типичное детское представление о том, как живут родители. Детям кажется, что после 40 жизни не существует, родители превращаются в каких-то окаменелых бронтозавров. Им сложно представить, что родители живут теми же чувствами и страстями, что и они, что ничего не меняется, что папа с мамой такие же дети, только с большей ответственностью. И есть диалог родителей, которые наблюдают за детьми и обсуждают степень их «взрослости», предполагая, что те еще не целовались. А дети в это же время говорят друг с другом про оргазмы. Так что это история заблуждений и иллюзий друг о друге.
– «Выше неба» буквально завораживает визуальным рядом – хотя и очевидно, что действие происходит в наше время, все показанное именно за счет изображения приобретает какой-то специфический ретроналет. Как удалось добиться такого эффекта?
– Это все происходит здесь и сейчас, более того – в одной локации, в подмосковном пансионате «Сосны». Мы очень долго искали место, которое бы устраивало и меня, и оператора, и художника. Мне важно было сохранить этакое чеховское пространство, где есть река, набережные, темные аллеи, луга. В фильме очень четко задано время действия: герои приезжают 6 июля, на языческий праздник Ивана Купала, и за одну неделю происходят все события. Это середина лета, все в природе находится на пике своей зрелости.
Также важно было, чтобы сам пансионат был не современным, а «совковым», потому что герои отдыхают там много лет. Что касается изображения, то благодарить нужно оператора Сергея Мачильского. Мне хотелось, чтобы в кадре было много воздуха и разлитой в пространстве чувственности. И этого удалось достичь во многом благодаря тому, что основным нашим референтом были фотографии Сола Лейтера – американского художника, пионера цветной фотографии, который снимал в 40–50-е годы. У него не было денег на хорошую цветную пленку, поэтому он снимал на просроченную, так что картинка получалась всегда как будто бы немного замыленной. Такой взгляд на мир через прозрачное препятствие, игра в вуайеризм.
Я ухватилась за эту идею. Мне сложно рассказывать о серьезных вещах в лоб, менторским тоном. Обычно я прячусь за юмор, а в данном случае дистанцию помогло создать изображение. Появился некий наблюдатель, который подглядывает за семьей. Мы и специально построили беседку из окон, старались использовать тюль, стекла, влажные поверхности. Еще эффект ретро, возможно, появляется из-за костюмов героев – мне хотелось поддержать какую-то чеховскую стилистику, поэтому все носят белые летние наряды из льна. Все эти вещи были куплены в современных магазинах, мы не искали их по блошиным рынками, но какая-то стилизация невольно случилась.
– Для супругов Алексея Аграновича и Виктории Толстогановой это первая совместная работа в кино. Их реальные взаимоотношения помогли вам в работе над их экранной историей?
– Поначалу я боялась каких-то суеверных вещей. Вот Николь Кидман и Том Круз снялись у Кубрика в фильме «С широко закрытыми глазами» и расстались, потому что всегда нужна большая внутренняя смелость, чтобы взяться за тему распада отношений и супружеского выгорания. Ты же все равно используешь свой жизненный опыт, ковыряешь себя и партнера – и это может быть небезопасно для пар. Но Виктория и Алексей в этом смысле очень раскрепощенные и свободные люди и очень сильные личности каждый сам по себе. И наблюдать за отношениями людей, которые настолько не похожи друг на друга и при этом настолько нужны друг другу, – это огромное удовольствие.
Вика в профессии намного дольше, у Алексея был перерыв, и он совсем недавно вернулся к актерству, но зато у него потрясающая фактура, он делает режиссерские разборы сцены, и с ним очень интересно работать. И даже если им было неудобно друг с другом в какие-то моменты, это шло на пользу картине – в этой истории людям действительно уже не очень удобно друг с другом. При этом чувствуется огромный бэкграунд их отношений, видно, что они пара, что это не придумано – они все принесли из дома, такая «домашняя заготовка».
– Роль в «Выше неба» – первая большая работа актрисы Дарьи Жовнер после «Тесноты» Кантемира Балагова. И у вас она появляется совершенно в другом образе – почему выбор пал именно на нее?
– Я очень признательна Кантемиру Балагову за то, что я увидела «Тесноту» и открыла для себя Дарью Жовнер. Я помню, что показ на «Кинотавре» еще не успел закончится, а я уже поняла, что она мне нужна. Это было лето 2017 года, я снимала фильм «У ангела ангина» и предложила Даше небольшую роль. Но она отказалась. Я знаю, что она в течение года отказывала практически всем, у нее был период, когда она выбирала и не соглашалась на какие-то проходные вещи.
Но следующим летом я ей предложила сыграть роль Риты, экзальтированной, чувственной, но внутри с комплексом Мэрлин Монро, барышни – внешне невероятий красавицы, но внутренне очень зажатой, проверяющей свою сексуальность на каждом встречном именно из-за неуверенности в себе. Даша приехала на пробы из Варшавы, где она сейчас живет. И все получилось. Хотя для нее это была роль на сопротивлении. Она очень удивилась, что я взяла именно ее.
Даша пришла на примерку костюма и сначала нарядилась в какие-то шорты и майку – девочка из соседнего двора. Это было совсем не то. Героиня Даши должна была быть дивой, ходить по лесу на каблуках, одеваться в стиле пин-ап, юбки в талию, голые плечи – одним словом, транслировать в мир гипертрофированную женственность. Даша сказала, что ей нужно время, чтобы присвоить этот образ, что она будет думать и готовиться. И она действительно готовилась к роли, каждый день присылала мне какие-то картинки-референсы. И в итоге у нее все получилось. В «Тесноте» она такая девочка-мальчик, а здесь она совсем другая, феерическая красавица, мимо которой пройти нельзя. Мне нужна была такая барышня, в которую невозможно не влюбиться, – может быть, и не случится романа, но проигнорировать ее нельзя. Мы придумали, что она постоянно чем-то увлекается – гончарным ремеслом, пением, а этим летом еще и какими-то модными эзотерическими практиками и духовным ростом. Даша специально училась лепить горшки из глины и брала уроки игры на гитаре.
– А вот с Таисией Вилковой, сыгравшей одну из главных ролей, вы работаете не первый раз.
– Да, сама удивляюсь – раз, и вдруг Тася. Но я очень люблю Таисию Вилкову, и уверена, что она на своем месте в этом фильме. В данном случае это тоже была в каком-то смысле роль на сопротивление. И продюсеры, и мы со сценаристом Катей Мавромастис изначально видели по типажу другую актрису. Я искала болезненную, худую, бледную, с синяками под глазами девушку. Но потом я поняла, что мне, наоборот, нужна пышущая здоровьем героиня, которая находится на пике своего девичьего созревания – и Тася идеально подходит, потому что в ней есть и секс, и инфантильность. И она сразу сошлась с Викой Толстогановой, у них уже на пробах случилась какая-то партнерская любовь, они друг другу очень сильно помогали.
– Вы уже выигрывали «Кинотавр» с фильмом «Хороший мальчик», а теперь вернулись в конкурс с новой работой. Чувствуете ответственность?
– Я совершенно свободна от так называемого комплекса второго фильма и от мыслей о том, что мне надо сделать не хуже. «Кинотавр», не стану врать, изменил мою жизнь, потому что после получения Гран-при открываются совершенно другие возможности. Но держаться за прошлый успех – это глупость. Прошло три года, за это время я сняла сериал «Отличница», пару пилотов, короткометражный фильм «Как большие», еще два полных метра, сейчас закончила третий, и мне важно развиваться в профессии, а не ездить на фестивали за подтверждением статуса.
Я отношусь к фестивалям не как к конкурентной борьбе, а как к пространству, где случается хорошее кино. Я получаю удовольствие от просмотров, от того, что я смотрю фильмы своих коллег и заряжаюсь на целый год вдохновением и пассионарной энергией. Поэтому нет никаких переживаний и рефлексии по поводу призов – я хочу, чтобы картину хорошо приняли, это самое главное. Хочу, чтобы заметили работу моих артистов – особенно Виктории Толстогановой. Для меня ее роль в фильме – ключевая. У нас буквально через 10 дней после окончания «Кинотавра» начинается прокат, и это очень короткий промежуток, когда мы можем рассказать потенциальному зрителю, что такой фильм есть и его надо посмотреть.
– Продолжая разговор о чувстве ответственности – только что вы завершили съемки фильма «Доктор Лиза» о Елизавете Глинке. Тема серьезная – не страшно было за это браться?
– Ответственность действительно большая, потому что я никогда не снимала фильм о реальных людях, тем более о людях, которые жили совсем недавно. К тому же фигура Елизаветы Глинки неоднозначная – для меня однозначная, но для публики – нет. Но как только мне предложили этот проект – я еще даже не читала сценарий – внутри у меня что-то щелкнуло, я сразу поняла, что это мое. Был очень длинный период работы над сценарием, в течение года.
Меньше чем за две недели до начала съемок мы получили согласие Чулпан Хаматовой, которая была единственной актрисой, кого мы рассматривали на эту роль, так что ее согласие было принципиально важным, решающим. А месяца за четыре до начала съемок – да, мне было страшно. Это было связано с тем, что не было окончательно утвержденного текста, который бы меня устраивал. Это меня очень беспокоило, потому что с такой темой входить в съемочный период, не имея сценария, который бы устраивал продюсеров, Чулпан Хаматову, меня, – бессмысленный риск. Сейчас, когда съемки закончились и мы все это пережили, могу сказать, что это колоссальный опыт, счастливый и созидательный.
– Вы заявили о себе как автор очень жанрового, зрительского, как вы сами сказали, семейного кино. А теперь переключились на какие-то более драматические сюжеты – с чем это связано?
– «Доктор Лиза» – это остросоциальная психологическая драма, я в этом жанре никогда не работала. Конечно, одно дело работать на территории «человек–семья», другое – на территории «человек–социум», «человек–государство». Масштаб разный. Я бы не стала говорить, что тема семьи менее значима, чем остросоциальные проблемы. И то, и другое, если тебя это занимает и беспокоит, является поводом для создания картины. Тем более что даже к истории Глинки я подхожу с человеческой стороны.
Почему она этим занималась? Откуда в этой хрупкой женщине столько сострадания и любви к людям? Что ею двигало? Как это все совмещалось с семьей, с тремя детьми? Да, конечно, в фильме поднимаются и глобальные вопросы – почему у нас в государстве все так устроено, что дети не получают обезболивающих лекарств, старики не обеспечены медицинской помощью, люди, потеряв документы, становятся бездомными и т.д. Огромный пласт социальных проблем. Но прежде всего в центре этой истории есть человек, есть Елизавета Глинка, очень сложная, многогранная, интересная, живая, веселая, авантюристичная, мощная. Так что самое главное – раскрыть характер этого человека. Не знаю, кто после нас в ближайшее время за это возьмется.
комментарии(0)