Дети превзошли отцов, ученики – учителей

Режиссер Александр Горчилин не оправдывает, но и не осуждает своих героев. Кадр из фильма «Кислота»

29-й «Кинотавр» подходит к концу – большая часть основной программы и программы дебютов позади. И в той, и в другой, как ни странно, одной из главных тем стали вечные «отцы и дети». Правда, сказать что-то новое по теме и показать проблему поколенческих отношений под другим углом удается пока только начинающим режиссерам, тем самым «детям», которые и на себя, и на «отцов» смотрят не только по-человечески живо, но и взглядом пусть начинающих, но уже больших художников.

Пожалуй, самый яркий пример и самое главное на этот момент открытие фестиваля – «Кислота» Александра Горчилина, первый опыт ученика Кирилла Серебренникова в полнометражном кино. В главных ролях – сегодняшних двадцатилетних и их сорокалетних родителей – актеры или из труппы «Гоголь-центра» (прежде всего – Филипп Авдеев), или так или иначе имеющие отношение к театру и к его худруку, например, Петр Скворцов, Александр Кузнецов, Алексей Агранович, Александра Ребенок. Есть даже бабушка – Роза Хайруллина. Эти два поколения – уже взрослых детей и еще молодых родителей – все еще остаются своего рода невидимками для российского кино, а Горчилин не только выводит их взаимоотношения на первый план, но и в своей картине, снятой, к слову, по сценарию драматурга Валерия Печейкина, не сталкивает в привычно агрессивном конфликте, не делит на плохих и хороших, а показывает куда более тонко болезненный разрыв и его трагические последствия – от саморазрушения до самоубийства. Не оправдывает, да и не осуждает по большому счету ни одну из сторон, используя, очевидно, собственный опыт (а что еще использовать режиссеру-дебютанту двадцати с небольшим лет?), чтобы показать, как формальное разделение на «взрослых» и «детей» даже при небольшой разнице в возрасте и отсутствие диалога и контакта словно кислота разъедает все вокруг. Оператор Ксения Середа создает цельный визуальный мир, мир мрачного урбана вовсе не кислотных тонов, в котором нет солнца, а картинка иногда плывет, будто под воздействием чего-то. И не надо ни острого социального контекста, ни политики – вот уж действительно, ученик превзошел учителя.

«Двое» дебютанта Тимофея Жалнина начинаются «за упокой» и предвещают разве что банальную мелодраму, а к середине разворачиваются в психологическо-экологический триллер, лесную фантасмагорию про потерявшуюся пару, сбежавшую от деспотичного отца, но не от самих себя куда-то в безлюдную тайгу. К и без того грандиозным сценам на природе, которая становится безмолвным, но живым и тревожным участником действия, Жалнин добавляет фантасмагорические вставные эпизоды, вроде рейва на дне угольного разреза, с танцующими шахтерами и сваленными в гору строительными касками – как черепами с картины Верещагина «Апофеоз войны».

Действие «Глубоких рек» Владимира Битокова – еще одного дебютанта, ученика Александра Сокурова – также разворачивается в лесной глуши, на этот раз не сибирской, а кавказской. Жители затерянного кабардинского села – отец и двое сыновей – валят и продают лес, живя изгоями из-за конфликта с соседями. Есть и третий, младший, сын, уехавший в город и ставший изгоем уже внутри собственной семьи – его возвращение обостряет разом все конфликты, об истинных причинах которых остается лишь гадать. Весь фильм построен на недоговоренностях, которые создают не столько формальную интригу, сколько атмосферу тревожности и предчувствие неминуемой беды – и, главное, не до конца, но все же разворачивают скорее короткометражную фабулу до полнометражного кино. Грубого, говорящего на незнакомом (кабардинском) языке, маскулинного, даже в чем-то первобытного, отбивающего собственный внутренний ритм ударами топора по дереву.

Основной конкурс «Кинотавра» тем временем погружает зрителя в беспросветную, а то и местами почти преступную старомодность и поверхностность. Будь то «Ван Гоги» Сергея Ливнева (между прочим, сценариста «Ассы» Сергея Соловьева) про умирающего отца-гения (Даниэль Ольбрыхский) и немолодого сына-неудачника (Алексей Серебряков), чьи разрушенные годами взаимного равнодушия отношения переживают эпоху возрождения. С криками и игрой на разрыв аорты, что называется, по старинке – выглядит так, будто снято 30-40 лет назад, не стилизованное под ретро, а попросту устаревшее кино. Не спасают даже актеры, звезды – впрочем, это в нынешнем конкурсе «Кинотавра» не спасает никого. Ни Серебрякова, ни Сергея Гармаша, автора сценария и исполнителя главной роли – героя, отсидевшего 15 лет за убийство жены и вышедшего на свободу, чтобы встретиться с одержимой любопытством и жаждой мести дочерью-подростком – в картине Дмитрия Месхиева «Два билета домой». Сценарий – не просто слабый, а уничтожающий весь фильм, до смешного нелогичный в деталях и композиции. Но хотя бы в целом безобидный, чего не скажешь о сюжете «Временных трудностей» Михаила Расходникова.

Пока весь мир осуждает насилие во всех его проявлениях, выслушивает жертв и наказывает обидчиков, в России выходит фильм, это самое насилие оправдывающий. Иван Охлобыстин играет отца, Риналь Мухаметов – сына с ДЦП, которому папа с детства твердил, что его неизлечимая болезнь является не более чем «временными трудностями», и силы воли хватит, чтобы встать и идти. Не только твердил, но и всячески доказывал на деле, заставляя выполнять элементарную, но непосильную с таким диагнозом работу – по сути, пытая маленького мальчика, а потом и юношу, да еще и замахиваясь на мать, всю дорогу робко пытавшуюся защитить сына. Преподносится все это (между прочим, сюжет основан на реальных событиях) в фильме Расходникова в виде духоподъемной истории успеха, из которой остается сделать только один вывод – инвалидов в России, как и в СССР, не было и нет. Есть только слабые и безвольные, которым поможет вот такая вот родительская суровая любовь – домашнее насилие в самом худшем своем проявлении, то есть по отношению к ребенку, здесь называют не просто любовью, а ее высшим проявлением.

Конечно, на таком фоне даже «Подбросы» Ивана И. Твердовского (третий и неожиданно худший фильм автора «Класса коррекции» и «Зоологии») выглядят шедевром. Брошенный в младенчестве и выросший в детдоме мальчик воссоединяется с матерью, которая вместе с группой беспрецедентно коррумпированных работников судебной системы разводит на деньги богатых водителей – юному герою достается роль подставной жертвы ДТП. Он, страдающий редкой и неизлечимой болезнью, почти не чувствует боли и потому бросается под машины. Отношения матери и ребенка, который переезжает в ее квартиру, носят нездоровый дружеский характер с явным сексуальным подтекстом – до добра это, конечно, не доводит. Мальчик-то отчаянно хочет семьи и вот уже начинает оттаивать и даже чувствовать боль, которая приходит как побочный эффект семейной привязанности. Но молодой маме он нужен исключительно как источник дохода – вот и сказочке конец. И вроде бы потенциально выигрышная история, которая могла бы во многом перекликаться с той же «Кислотой», не будь в ней этой чудовищно пошлой и топорно снятой, фирменной для стиля Твердовского, но здесь совсем уж абсурдной социальной критики – такой беспринципный суд не снился ни России, ни Андрею Звягинцеву с его «Левиафаном». А то, как подлые коррупционеры собираются на тайные банкеты, и вовсе походит на дурной анекдот.

Однако и лучи света в этом темном царстве конкурса «Кинотавра» есть, хотя и с большими оговорками. Денис Шабаев в своем фильме «Мира», где непрофессиональные актеры играют самих себя – этакий псевдодок – отправляет героев на Донбасс, уничтоженный все еще идущей войной и населенный разбитыми этой же войной людьми. Однако, не в пример Твердовскому, столь острый социальный контекст превращает в сомнительный по своему посылу фильм. Главный персонаж – словак по имени Мира, человек мира и миротворец в душе – прибывает сюда с целью восстановить старые советские памятники. И в этом видит свою миссию. Тот факт, что он не воюет, достоин уважения, но выбранное им дело в предлагаемых обстоятельствах выглядит какой-то чуть ли не насмешкой – противостоять войне, развязанной в том числе из-за желания одной стороны уйти от прошлого, попыткой это прошлое восстановить. Стоит ли такой, безусловно интересный в своей неоднозначности герой того, чтобы снимать о нем кино сегодня, и не слишком ли рано для подобного осмысления проблемы – вопросы, которые заставляют сомневаться в фильме.

И если в связи с фильмом Дениса Шабаева речь о, возможно, слишком уж радикальной смелости в выборе главного героя, то в случае с картиной Михаила Сегала «Слоны могут играть в футбол» ситуация обратная. Режиссер вроде и подталкивает своего персонажа – средних лет одинокого мужчину (Владимир Мишуков), неявно и без определенной в данном случае цели интересующегося молоденькими девочками – к какой-то преступно-маниакальной грани, но ни переступить ее, ни даже подступиться к ней не дает. И получается слишком осторожная, а оттого безликая, даже несмотря на местами зловещую, со множеством оттенков игру Владимира Мишукова, история. То ли о мужском кризисе среднего возраста, то ли о латентном педофиле – эта неопределенность сюжета «Слонов» губительна для кино не в меньшей степени, чем топорность, пошлость и глупость сюжетов других конкурсных фильмов. Особенно когда в параллельной программе дебютанты, которые не боятся ни говорить, ни показывать – вот он, конфликт «отцов и детей», победителем из которого пока выходят последние.  

Сочи