Наталия Григорьева
Актеры в кадре перебрасываются слегка осовремененными чеховскими фразами. Кадр из фильма
В конкурсе фестиваля «Кинотавр» показали «Трех сестер» – новую картину режиссера Юрия Грымова, нового худрука московского театра «Модерн», взявшегося за экранизацию русской классики: впереди выход его фильма «Анна Каренина. Интимный дневник». Не меняя текста произведения, Грымов радикально поменял возраст героев, сделав их старше на добрых 30 лет. Главные роли в картине исполнили Людмила Полякова, Александр Балуев, Максим Суханов, Игорь Ясулович, Игорь Яцко.
Начинается фильм, снятый в черно-белом цвете (оператором выступил сам Грымов), ровно по тексту – с дня рождения младшей сестры Ирины (Ирина Мазуркевич), который празднуют в расположенном где-то в глуши, буквально посреди леса, доме Прозоровых. Ей исполняется 56 лет, и она сетует на то, как тяжко быть пенсионеркой, сидеть без работы. Ольга (Полякова) с Машей (Анна Каменкова) подхватывают... За столом постепенно собираются друзья семьи – сослуживцы Тузенбах (Яцко) и Соленый (Балуев), квартирующийся у Прозоровых врач Чебутыкин (Ясулович). Чуть опаздывает невеста Андрея Прозорова. Юная девушка Наташа только в первой сцене будет смущаться общества старших, но уже в следующих приберет дом к своим рукам. Здесь же герои впервые встречают Вершинина (Суханов), доморощенного философа из Москвы, куда все еще мечтают уехать три сестры.
Два с лишним часа экранного времени равны трем годам из жизни персонажей. Все это время они хаотично слоняются по комнатам дома и приусадебному участку. Неумелой грымовской камере будто бы тесно в пространстве – и это не метафора, как у того же Кантемира Балагова в «Тесноте», а недостаток мастерства, неспособность выстроить мизансцену так, чтобы в кадр попало чуть больше, чем носы говорящих друг с другом героев. Справедливости ради стоит сказать, что на сцене даже в таком виде постановка смотрелась бы лучше, по крайней мере обзор был бы более полным и четким. Здесь же оператора то и дело хочется переставить, отодвинуть.
Как тигры в клетке, мечутся по замкнутому пространству декораций актеры (справедливости ради, выдающиеся), перебрасываясь слегка осовремененными чеховскими фразами – к авторским сентенциям про надвигающуюся бурю Грымов дописал навязчивые саркастические рассуждения про Интернет, демократию, перекопанную Москву. То и дело звонят мобильные телефоны, в качестве саундтрека между сценами звучит музыка Pink Floyd, и, судя по надписи на футболке, Соленый – фанат этой группы. Некоторые несоответствия оригинальной пьесы времени действия фильма герои дотошно объясняют, чтобы зрителю (очевидно не читавшему Чехова, да и вообще мало что понимающему в экранизациях и интерпретациях) не к чему было придраться. А то с чего бы Тузенбаха называть бароном, а курьера Федю (единственного, кого Грымов не состарил, а омолодил) – Ферапонтом? Все расскажут, все объяснят.
Таким же снисхождением по отношению к аудитории, а то и совершенным непониманием своего потенциального зрителя, выглядит и главный режиссерский ход – изменение возраста героев. Грымов, вроде бы формально ничего не меняя ни в тексте, ни в сюжете, перевернул все с ног на голову. Чеховские 20-летние, по его мнению, не похожи на нынешних 20-летних, видимо, слишком инфантильных, чтобы вести философские беседы. Надо сделать их взрослыми, даже старыми, то есть опытными, и все сразу закричат «верю!». Слишком уж примитивное и непроницательное выходит кино, не осмысляющее и не переосмысляющее ни чеховскую пьесу, ни современность. Молодежь сегодня, как никогда, похожа на своих ровесников, живших более сотни лет назад и описанных Чеховым. Все те же разговоры о судьбах родины, все та же маета, хождение по кругу, гнет еще не до конца отпустившего прошлого, предчувствие перемен. Но революционеры – они моложе, еще школьники (за них здесь вроде как отвечает юная прагматичная мещанка Наташа – и снова мимо), а эти и тогда, и сейчас сплошь философы, сплошь Вершинины, Соленые, Тузенбахи, Прозоровы.
Сочи
