Павел Чухрай: "Помогать искусству, не вмешиваясь"

Главные роли в новой картине Павла Чухрая исполнили Юлия Пересильд, Риналь Мухаметов и Сергей Гармаш. События «Холодного танго» разворачиваются в Литве, во время войны и в 50-е годы. Познакомившиеся еще детьми, герои – литовка Лайма и еврей Макс – всю дорогу отчаянно пытаются сохранить любовь в условиях сперва фашистской оккупации, а потом и не менее трагического прихода советской власти. Кинообозреватель «НГ» Наталия ГРИГОРЬЕВА встретилась с Павлом ЧУХРАЕМ в Сочи сразу после премьеры, чтобы поговорить о том, почему он решился обратиться к малоизвестной странице истории страны, насколько трудно работать с молодой аудиторией и нужна ли российскому кино помощь государства.

– Темы, о которых я говорю в фильме, родились не вдруг, они всегда казались мне важными. Поэтому, когда мне попалась эта книга Эфраима Севелы, которого я знал в детстве – он делал один сценарий вместе с моим отцом, то я увидел в ней возможность сказать о том, о чем мне бы хотелось сказать. В его романе, который называется по-русски «Продай твою мать», мне показалась интересной линия двух главных героев, которые разделены страшными культурными, национальными, религиозными и классовыми предрассудками, – и они по-настоящему любят друг друга. Жизнь их разводит, они не могут найти и удержать любовь. А персонажи вокруг мне дают ощущение тех самых обстоятельств времени и тех проблем и несчастий, которые были тогда, той политической атмосферы, в которой жила страна.

Сценарий я писал, исходя не только из того, что прочитал, но из того, что я видел между строк. Севела написал с отцом замечательный сценарий, который был в 60-е годы зарублен цензурой – его назвали пацифистским, а тогда пацифизм был ругательством, как сейчас либерализм. Тем не менее Севела проводил у нас дома очень много времени, он был потрясающим рассказчиком, говорил о своей молодости в Литве после войны – о том, как он работал оперативником, как они приезжали в хутора и устраивали допросы, арестовывали. И про свое детство рядом с гетто. Герой его книги был просто гармонистом, я его сделал оперативником, потому что представил жизнь Севелы тогда. Так что я использовал его полунамеки, его истории, сам что-то себе представил про его жизнь – так и написал сценарий.

– Сказать, что я бы не хотел заинтересовать публику, было бы неправдой. Но я ни под кого не хочу подстраиваться. Я человек, сложившийся в определенном обществе, с определенными взглядами и могу сделать что-то важное и полезное, идя по пути искренности. Хочется, чтобы зритель смотрел. Не получится – ну, значит, я в чем-то проиграл. А, может, в чем-то и выиграл – не знаю. Я редко снимаю не потому, что я лентяй. А потому, что мне не всегда удается найти возможности сказать то, что хочется. У меня очень много написанных сценариев, более 10 точно за последнее время, которые лежат – и лежат. В одном случае мне говорят, что это зрителю неинтересно, в другом – а надо ли? Конечно, я бы хотел работать чаще. Многим моим талантливым и успешным коллегам удается говорить то, что они хотят, и при этом часто снимать. У меня другая судьба. Я думаю о зрителе, но подстраиваться под него не хочу.

– Мы хотели сделать четыре серии, потому что в фильме выпали очень серьезные линии, сыгранные прибалтийскими актерами. Но захочет ли канал или не захочет, мы пока не знаем, так как потребуются усилия для завершения проекта, финансовые вложения. Но слава богу, что картину взяли на российский канал. Если бы не было, например, телевизионного показа «Водителя для Веры», то не было бы и такого количества зрителей. Я совсем не делал блокбастер и не рассчитывал на широкую аудиторию. А потом Константин Эрнст мне с гордостью сказал, что по рейтингу годовому «Водитель» был самым популярным после обращения президента. К сожалению, прокат моих фильмов всегда выпадает на лето, когда весь мой зритель на огородах. Но это те реалии, с которыми я ничего сделать не могу. Хотя должен сказать, что сейчас мы работаем с компанией Disney, и я с большим удовольствием наблюдаю, с каким профессионализмом они ведут рекламную кампанию нашей картины. Ну и надежда на зрителей, конечно, есть, что бы я ни говорил, так как я рассказываю личную историю, историю любви. Все обстоятельства вокруг, как бы остры они ни были, остаются все равно только фоном. Мне важно разобраться в людях, понять их чувства.

– И с Риналем, и тем более с Юлей в этом смысле было очень легко. Она человек с потрясающими мозгами и интуицией – это сочетание очень важное для актеров. Мы делали варианты. Я люблю снимать много дублей именно потому, что мне интересны варианты. Но какого-то постоянного объяснения не было – разве что мне приходилось молодым актерам рассказывать о каких-то исторических событиях, о которых они были не в курсе. Еще хотелось бы сказать про Сергея Гармаша, которого я обожаю, с которым работаю уже над второй картине. Он мне очень помогает во время съемок, я слушаю всегда его советы. Могу соглашаться или не соглашаться, но они никогда не звучат впустую. В случае с «Холодным танго» я знал, что он будет играть, практически под него писал эту роль и давал ему читать. И фразу, которую он произносит в конце фильма: «Эх, родина, подруга строгая...» – он сам предложил произнести.

– Сейчас усиливается давление на культуру вообще, и, видимо, Министерство культуры с осторожностью выбирает проекты. А может, и не с осторожностью. Мне трудно судить, что у них в головах. Но факт остается фактом – на Звягинцева поддержка не нашлась. Я не понимаю, кто дает деньги на картины, которые не поддерживает государство, – они ведь не возвращаются. В некоторых странах с более совершенной экономикой для подобных случаев существуют налоговые послабления. Здесь же люди должны отдавать деньги как меценаты. На этом существовать индустрия и кинематограф не могут, так что государство должно что-то сделать, если не хочет окончательно погубить наше кино.

– Это должно всегда оставаться, просто не должно занимать так много места. И не должно быть такого различия в качестве картин: мы видим независимые картины, сделанные остро и интересно, говорящие на важные темы, и совсем другое кино, снятое на государственные деньги... В культуре, впрочем, все субъективно, мы никогда не знаем, чем закончится наше предприятие, когда начинаем картину. Есть такая история, не я первый ее вспоминаю... Сталин спросил: «Почему так много плохих картин выходит?» Ему ответили: «Понимаете, мы делаем 30 картин в год, 5 получаются хорошими, остальные плохими». Он говорит: «Ну так делайте 5». Стали делать 5, и они все были плохими. Искусство есть искусство. Хорошо ему помогать, но вмешиваться не нужно.