Ханеке рассуждает о ценностях, которые отторгает современный мир. Кадр из фильма «Хеппи-энд»
Едва ли не самый ожидаемый фильм юбилейного Каннского фестиваля – «Хеппи-энд» Михаэля Ханеке – вызвал в основном уважительное разочарование в стиле «Но мы все равно его любим и будем продолжать любить». Наверное, все же мощный гуманитарный и художественный заряд, которым австриец-мизантроп выстрелил дважды подряд (имеются в виду «Белая лента» и «Любовь», принесшие Ханеке две «Золотые пальмовые ветви»), оказался настолько силен, что верить в ослабление мощи не хотелось.
А великий и ужасный Ханеке, кажется, просто устал стрелять шедеврами. Его фильм о распаде незыблемой европейской цивилизации смешной и трагический одновременно, но лишен тех шокирующих, рвущих душу и ум внешних коллизий, которыми обычно наполнены фильмы Ханеке. Обычная буржуазная респектабельная семья: глава семьи – дедушка Жан-Луи Трентиньян, от фильма к фильму все больше похожий на великого старца-философа. Его дочь – Изабель Юппер, непостижимым образом сочетающая в своем персонаже женщину-подростка, пленительную даму и хищную бизнес-леди. Его брат – Матье Кассовиц, симпатяга-доктор, по ночам ведущий в чате с любовницей переписку, от которой в ужасе покраснел бы сам Эрос.
Семья живет в Кале – том самом городе, где разгневанные жители заставили власти разгромить лагерь беженцев. Место действия выбрано Ханеке не случайно – именно здесь европейская цивилизация попыталась всерьез показать зубы, но никто не испугался. Вторжение иноземной культуры в виде компании чернокожих парней показано режиссером с едкой сатирой, как и постепенное утверждение в обществе нового поколения – неожиданной обретенной 13-летней внучки героем Трентиньяна. В отличие от размытой европейской цивилизации девочка показывает зубы так, что сам Ханеке, кажется, готов в страхе бежать. Но некуда. И нелепая попытка самоубийства дедушки, которую девочка снимает на смартфон, лишь подчеркивает безвыходность положения, в котором оказалась целая цивилизация.
В отличие от Ханеке греческий режиссер, один из самых многообещающих европейских кинематографистов, Йоргос Лантимос, рисует «закат Европы» в куда более мрачных тонах. Герой картины «Убийство священного оленя», врач-кардиолог (Колин Фаррел), оказывается виноватым в смерти на операционном столе 46-летнего мужчины. Вестником мести приходит сын умершего Мартин (восходящая звезда британского кино Барри Кеоган), на глазах совершающий метаморфозу от неловкого подростка к посланнику Судьбы. В роли жены хирурга снялась Николь Кидман, которая в этом году бьет рекорд по части появления в каннских фильмах – аж четыре картины с ее участием представлены на нынешнем фестивале. Несчастные, но решительные супруги, на которых начинают валиться беды в виде болезни обоих детей, пытаются противостоять судьбе в лице Мартина, но не слишком успешно. Черный, как их судьба, психологический триллер вырастает в большое аллегорическое повествование о закате цивилизации, не способной сражаться с темными силами Рока. Название фильма «Убийство священного оленя», хоть никакого оленя в фильме нет и в помине, не случайно. В мировой мифологии олень – символ благополучия, изобилия, он прочно ассоциируется с древом жизни. Мрачная история, рассказанная Лантимосом, – лишь один маленький кусочек мозаики, из таких складывается большая и четкая картина разрушения привычного быта, привычных милых привычек и знаменитых европейских ценностей. Все это и символизирует олень, с которым грек Лантимос, автор нашумевшего «Лобстера», получившего здесь два года назад приз жюри, расправляется, смеясь шумно и демонически.
Гораздо более нежно, с ироничным прищуром, смотрит на то же самое швед Роберт Эстлунд, режиссер конкурсного фильма «Квадрат» (его «Форс-мажор» стал номинантом «Оскара» два года назад). Наполненный до краев слегка абсурдистским, типично шведским юмором, этот тончайший, увитый множеством смысловых и визуальных находок фильм о современном искусстве и его деятелях, с трудом приходящих к пониманию своей новой роли в изменившемся мире, на сегодняшний день, наверное, самая занятная с точки зрения режиссерских изысков работа. И «закат Европы» в нем ну совсем не страшный. Даже красивый, как и полагается закату.
Канны