Наталия Григорьева
Действие разворачивается в Японии середины XVII века. Кадр из фильма
Первый вариант сценария к фильму «Молчание» по одноименному роману японского писателя Сюсаку Эндо Скорсезе и сценарист Джей Кокс написали еще в начале 90-х. Снимать планировали в начале 2000-х, но денег так и не нашли. Проект отложили еще на 10 с лишним лет – за это время выбыли заявленные актеры. Главные роли в итоге сыграли Эндрю Гарфилд, Адам Драйвер и Лиам Нисон. И несмотря на то, что Американская киноакадемия фильм проигнорировала (картина номинирована на «Оскар» лишь за операторскую работу Родриго Прието), эта лента 74-летнего Скорсезе заслуживает внимания как одна из самых серьезных, вдумчивых и явно ключевых в его фильмографии.
После вышедшего в 2013 году «Волка с Уолл-стрит» критики и зрители поражались тому, каким живым, свежим, даже дерзким получился новый фильм 70-летнего Скорсезе. «Молчание» вышел совсем иным не только тематически, но и по ритму и тональности: медитативное повествовательное кино, построенное по большей части на статичных кадрах. Что не делает его застывшей вещью в себе, монументом, памятником классику Скорсезе. «Молчание» в сравнении с другими работами Скорсезе не менее динамично, разве что динамика здесь внутренняя. А как иначе, когда главный собеседник – Бог?
Действие разворачивается в Японии середины XVII века – в эпоху жесточайшего гонения на христиан в Стране восходящего солнца. Узнав о том, что отправившийся туда с просветительской миссией священник Кристован Феррейра (Нисон), по слухам, не выдержав пыток, отрекся от веры, его ученики – молодые иезуиты падре Родригес (Гарфилд) и падре Гаррпе (Драйвер) – вызываются разыскать потерянного наставника. Они не верят, что тот предал христианство, и готовы ценой собственных жизней доказать обратное. Им открываются ужасающие картины: инквизиция свирепствует, загоняя верующих крестьян в подполье. Затаившись в страхе не смерти даже, а мучений, те вынуждены проводить обряды в тишине и под покровом ночи. Появлению Родригеса и Гаррпе несчастные радуются как второму пришествию, иезуиты теперь не бросят паству и помимо поисков Феррейры берутся помогать японцам-христианам. Путешествие превращается для героев Гарфилда и Драйвера в испытание их собственной веры. Стоит ли она мучений – этот извечный, всю дорогу волнующий самого Скорсезе вопрос проходит через весь фильм. Об этом же он снимал «Последнее искушение Христа», поднимал тему в «Кундуне», здесь – углубив, расширив. Становясь центральным персонажем, герой Эндрю Гарфилда превращается чуть ли не в воплощение Христа, окруженного учениками. Он испытывает постоянное искушение, стоически переживает предательство, отчаянно взывает к Богу: «Почему ты не можешь остановить страдания?» – и раз за разом слышит в ответ лишь молчание, укрепляющее веру, дающее понимание того, что формальное отречение – инквизиция требует наступить ногой на святой лик – не значит ничего в масштабах той самой веры. Эту простую мысль режиссер прячет за детальным описанием скитаний своего персонажа, ближе к финалу все-таки отчетливо проговаривая ее с экрана – в прямом смысле голосом Бога. Почти как в «Рае» Кончаловского, несмотря на художественную пропасть между двумя этими фильмами. Оправдание этой кажущейся наивности в самой теме: трудно быть Богом, но и говорить о нем не легче.
Слушать, впрочем, не менее тяжело, да и захочет ли кто-то? Судя по реакции оскаровских экспертов, в цене картины о кризисе. Хотя «Молчание» обнаруживает себя не менее актуальным высказыванием, чем попавшие в номинации черные фильмы о социальном неравенстве, борьбе за гражданские права, о нации и ее самоидентификации. Япония как место действия играет определяющую роль в духовном путешествии героя Гарфилда, становится источником и делает «Молчание» глубоким, неоднозначным, амбивалентным высказыванием. Чужаки, хоть и с благой миссией, остаются чужаками, насаждающими свою религию там, где она по определению не может прижиться, – не потому, что так захотел зловещий инквизитор Иноуэ (потрясающий Иссэй Огата, сыгравший главную роль в «Солнце» Сокурова), а потому, что так задумано природой. И принятие этого – важнейший шаг духовного становления падре Родригеса и едва ли не самый точный, пусть и метафорический, неочевидный комментарий к событиям сегодняшних дней.
Япония становится определяющей и для создания визуального ряда. Грязная, затянутая то ли туманом от близости воды, то ли дымом от костров инквизиции страна бедняков и императоров. Камера замирает, наблюдая за героями издалека, позволяя им двигаться в кадре. Безусловно, это дань традиции азиатского кино, прежде всего стилистике фильмов Акиры Куросавы. «Молчание» напоминает и картины Терренса Малика. Но такой же осмысленной и внутренне динамичной статики, как у Скорсезе, удается добиться разве что филиппинцу Лаву Диасу. А таких выдающихся актерских работ, как в «Молчании», и вовсе не сыщешь. Речь об Эндрю Гарфилде, в этом году уже поразившем зрителей ролью в военно-патриотическом эпосе «По соображениям совести». Но персонаж в картине Скорсезе сам по себе интереснее и сложнее, требует филигранной игры и мастерства, молчания и одновременно внутреннего движения, выраженного в глазах, в мимике, языке тела. Не уступают и второстепенные персонажи, будь то служащий здесь триггером для духовного роста героя Гарфилда падре Гаррпе в исполнении Адама Драйвера или появляющийся на мгновения, но за это время переживающий тонкую и ощутимую трансформацию Феррейра Лиама Нисона. И упомянутый инквизитор Иссэя Огаты, его манера игры чужеродна американскому и европейскому кино, – это своего рода мистическое откровение, и местный Иуда Китидзиро (Ёскэ Кубодзука), трагикомический персонаж, в чем-то трикстер, до смешного много раз предающий героя, но в итоге оказывающийся его верным последователем. В нем, как во многих разбросанных по фильму деталях, стоит искать ответы. Ведь Бог у Скорсезе не молчит – он всего лишь ждет правильного вопроса.
