Наталия Григорьева
Молодые, дерзкие и беспечные творили искусство рубежа веков. Кадр из фильма
Дебютный фильм Стефани Ди Джусто «Танцовщица» участвовал в основном конкурсе Каннского кинофестиваля, где не получил призов, но заслужил хвалебные отзывы критиков. Интерес к картине, появившийся задолго до ее премьеры, был вызван в том числе участием в фильме дочки Джонни Деппа – 17-летняя модель Лили-Роуз в этом одном из первых своих больших проектов (до этого она появилась в двух картинах Кевина Смита, независимых и «на любителя») сыграла – ни много ни мало – юную Айседору Дункан.
«Танцовщица», однако, вовсе не о ней – femme fatale мирового балета и русской поэзии Дункан здесь появляется лишь в нескольких, пусть и важных, эпизодах. В центре же – история другой американки, Лои Фуллер (ее сыграла француженка Стефани Скололински, более известная как Соко), придумавшей танец модерн. Дочь неудачливого фермера-золотоискателя после его гибели от рук конкурентов переезжает в Нью-Йорк, где ее мать содержит католический приют. Девушка мечтает о сцене, потому соглашается и на откровенную фотосессию, и на роль без слов в спектакле. Во время первого выхода на сцену Мария-Луиза Фуллер, пока еще не поменявшая имя на емкий сценический псевдоним Лои, путается в длинном платье и, чтобы выйти из положения, начинает кружиться – так, под восторженные крики публики, рождается новый вид искусства и новая звезда.
Рождается, как и положено, в муках. Уже не молодая – для дебютантки – 25-летняя Лои сама придумывает и костюм, сотканный из десятков белоснежных лоскутков, и концепцию танца «Серпантин». Он прославит ее на парижской сцене и будет стоить ей и душевного, и физического здоровья. В прямом смысле ослепляющий свет софитов, которые по задумке танцовщицы должны освещать ее фигуру и расцвечивать белое платье красным, желтым, синим, зеленым, и тяжелые деревянные трости в руках, и объемный наряд, в котором ее, падающую в обморок, как в простыне (саване?) выносят за кулисы. Красота требует жертв, этот в высшей степени воздушный танец оборачивается синяками, кровоподтеками, болями, требующими то горячих, то ледяных ванн.
Репетиции больше походят на военные тренировки. Набрав группу учениц, Фуллер гоняет их по проселочной местности, заставляя то бежать, утопая в грязи, то, остановившись, импровизировать. Режиссер обращает особое внимание на принципиальные отличия модерна от классики. Танцы босиком на природе, полупрозрачные костюмы, хаотичный рисунок движений. Разодетая почтенная публика театра «Гранд Опера» и полуобнаженная танцовщица – ключевой контраст переходного периода, в котором fin de siecle встречает Belle Epoque.
На этом историческом фоне разворачивается еще и личная, косвенно связанная с искусством трагическая история успеха Лои Фуллер. Соко играет ее смущенной, закомлексованной, неуверенной в себе, но одержимой своим творением, своим искусством, которое по природе требует предельного раскрепощения, – еще один контраст. Дитя прошлого века, героиня первой делает шаг в новое время и открывает дверь тем, кому предстоит править в будущем – в том числе и Айседоре Дункан. Лили-Роуз Депп врывается в кадр в толпе других безликих танцовщиц труппы, мгновенно выделяясь из нее. Тонкая, легкая, раскрепощенная, юная, но дерзкая, она, в отличие от Фуллер, не боится, не стесняется показать ни лицо, ни тело – напротив, только этим и живет. Распугивает стариков в смокингах своим танцем то в нижнем белье, то в прозрачной тунике на голое тело, с радостью принимает приглашение на званые обеды и комплименты.
Она – такое же творение Лои Фуллер, как и сам танец модерн. Их встреча – еще одна разрушительная история любви и предательства, каких в фильме несколько. Будь то реальный роман танцовщицы с разорившимся французским аристократом (Гаспар Ульель) или ее метафорический роман с танцем. Эти опасные связи сопутствуют восхождению Фуллер. С ее истинным взлетом, только намеченным в финальных кадрах, окончательно утвердится новая эпоха – которую время парадоксально запомнит по имени Айседоры Дункан. Фильм Ди Джусто – этакая поэтическая, то есть отчасти выдуманная биография, – в каком-то смысле восстанавливает историческую справедливость. Рассказывает о том и той, без кого не было бы ни танца модерн, ни эпохи модерн, ни, кажется, самой Айседоры Дункан.
