Наталия Григорьева
Джаз, невозможная любовь и невероятное благородство.
Кадр из фильма «Ла Ла Лэнд»
Фильмом открытия 73-го фестиваля в Венеции, а также первым из показанных конкурсных фильмов, стал «Ла Ла Лэнд» Дэмьена Шазелла. Режиссер номинированного на «Оскар» в прошлом году хита «Одержимость» про молодого талантливого джазового барабанщика и его сурового наставника снял еще один музыкальный фильм. Более того, мюзикл на этот раз про пианиста, с Райаном Гослингом и Эммой Стоун в главных ролях. В первый фестивальный день также показали новую работу Вима Вендерса.
Миа (Стоун) работает официанткой в кафе рядом с киностудией и в перерывах бегает на бесконечные прослушивания – она, конечно, мечтает стать актрисой. Себастиан (Гослинг) служит тапером в ресторане, развлекая гостей ненавязчивым бренчанием на рояле. Он, конечно, мечтает стать великим джазовым пианистом и открыть собственный клуб. Они встречаются сперва случайно, а потом уже, кажется, по велению судьбы. Влюбляются друг в друга, вместе строят планы на будущее, которым, как ни странно, суждено сбыться, – любовью, правда, придется пожертвовать.
Эта до смешного простая фабула, как и весь фильм, конечно, оммаж «Касабланке», сюжет и символический ряд которой Шазелл обыгрывает на протяжении всего действия. Портрет Ингрид Бергман на стене в комнате Мии, мечты Себастиана о собственном клубе, который в итоге будет называться «У Себа», по аналогии с «У Рика». А еще джаз, Париж, невозможная любовь и невероятное благородство. «Ла Ла Лэнд» словно счастливое окончание знаменитой истории про то, как сценарий «Касабланки» спустя несколько десятилетий после выхода фильма был без обозначения названия разослан крупным голливудским киностудиям, которые единодушно отвергли его по причине простоты и наивности. «Ла Ла Лэнд» – то, что могло и должно было бы получиться, пересними кто-нибудь «Касабланку» в наши дни. Режиссер представляет, какой была первая встреча Рика и Ильзы, каким был их Париж и почему им суждено расстаться. И почти дословно повторяет сцену новой встречи, когда Миа садится за столик в баре «У Себа», поднимает взгляд на сцену, а за роялем их мелодию вновь играет ее Себастиан.
Гослинг и Стоун действительно и поют, и танцуют, и музицируют – и делают это весьма профессионально, превращая свои встречи в музыкальные номера. В перерывах весьма впечатляюще разыгрывают сентиментальную мелодраму так, что она превращается в высокую драму – это же, по сути, когда-то превратило «Касабланку» в шедевр.
Есть и массовые сцены, снятые с бродвейским размахом, как самая первая, в которой застрявшие в вечной пробке на одной из дорог в Лос-Анджелесе водители пускаются в пляс, а оператор (Линус Сандгрен) снимает одним кадром, ловко маневрируя между людьми и машинами. От театра здесь и яркие декорации, порой откровенно бутафорские, и неестественное освещение (хотя все дело в вездесущем уличном неоне), и мизансцены. От мюзикла – основная музыкальная тема, несколько потенциальных хитов, ловко поставленные номера, хоть сейчас на подмостки. «Ла Ла Лэнд» – тот случай, когда, по сути, синефильское кино для узкого круга, с бесконечными аллюзиями и «подмигиваниями», превращается в кино зрительское, способное понравиться абсолютно всем. В этом Шазелл мастер: три года назад его же «Одержимость» не должна была пойти дальше показа на «Сандэнсе», а в итоге покорила мир.
Еще один конкурсный фильм – «Прекрасные дни в Аранхуэсе» Вима Вендерса, напротив, вряд ли рассчитан на кого-то, кроме заинтересованной фестивальной публики. Режиссер продолжает экспериментировать с 3D, новый фильм станет его третьей работой в этом формате (после «Пины» и «Все будет хорошо»). Такой увлеченности Вендерса трехмерным изображением хочется выдумать оправдание. Потому как найти его в кадре в этот раз (как и в предыдущий, исключение составляет только лента о Пине Бауш) решительно невозможно. В отличие от режиссеров блокбастеров, для которых 3D, по сути, и было изобретено, Вендерс не выносит изображение за пределы кадра, а предельно углубляет его. На экране – увитая цветами беседка с видом на город. Внутри в креслах за небольшим столиком ведут беседу мужчина и женщина. Говорят о прошлом, об интимном, о женском и мужском, о страхах, сожалениях или их отсутствии. Диалог в формате «вопрос–ответ» проходит то под шелест листвы, то под стук печатной машинки. В доме, перед открытым окном с видом на беседку, за письменным столом проговаривает вслед за героями их реплики нервный, даже истеричный мужчина. Очевидно, писатель (как, к слову, и герой Джеймса Франко из «Все будет хорошо») в разгаре творческого процесса. Иногда он встает, чтобы включить старый музыкальный автомат. Один раз музыка даже материализуется в певца Ника Кейва за роялем – и это, пожалуй, лучшая сцена, достойная 3D.
Сюжет фильма хочется оправдать, так же как и использование режиссером ненужных визуальных приемов, режиссер-то все-таки Вендерс. На ум приходят сложные литературные аллюзии, французы в кадре наталкивают на мысль о французском антиромане, их диалоги напоминают модернистский поток сознания. Фигура писателя, в свою очередь, говорит о том, что фильм – исследование природы творческого процесса, в том числе и в области кино, в том числе такого, каким этот процесс знает и представляет Вим Вендерс. А чужая душа, как и чужая голова, – потемки. Чем не оправдание?
