Наталия Григорьева
Главные герои фильма – люди творческие, дирижер и режиссер. Кадр из фильма
За последние пару лет – с премьеры «Великой красоты» на Каннском кинофестивале и ее последующего триумфального шествия по миру (с обязательным урожаем статуэток вплоть до «Оскара») – Соррентино привыкли называть главным итальянским режиссером нового времени, наследником Феллини, а то и вовсе новым Феллини, и т.д. Все это правомерно настолько же, насколько и неверно. В главных ролях его нового фильма «Молодость» – вновь старики, правда, на этот раз не итальянцы, а сплошь голливудские звезды. От Майкла Кейна и Харви Кейтеля до Рейчел Вайс и Пола Дано. Отдельного упоминания стоит Джейн Фонда, в эпизодической, но никак не маленькой роли.
Вместо вечного города Рима – не менее незыблемая Швейцария, уголок Европы, где в шикарном горном спа-отеле отдыхают от мирской суеты приятели Фред (Кейн) и Мик (Кейтель). Первый – вышедший на пенсию британский дирижер и композитор, которого на протяжении всего фильма уговаривают выступить перед королевой в благодарность за рыцарский титул. Второй – не менее признанный режиссер, спрятавшийся в Альпах, чтобы написать вместе с кучкой молодых последователей свой последний сценарий-завещание. Фред полон, по его собственному признанию, апатии и раз за разом отвергает заманчивое предложение о концерте. Мик же, напротив, кажется полным энергии и уже видит в главной роли лучшую из актрис, с которыми ему приходилось работать, – голливудскую диву Бренду Морел (Фонда). Свободное от рабочих дел время друзья коротают за прогулками по вечнозеленым лугам, подначивая друг друга шутками о проблемах мочеиспускания и воспоминаниями о любовницах. На фоне этого перед зрителями проносятся обрывками истории других постояльцев: дочь и ассистентка Фреда (Вайс) переживает расставание с мужем – сыном Мика, который ушел от нее к поп-певице (Палома Фейт в роли самой себя). Молодой актер, этакий условный Ди Каприо, который приехал в отель готовиться к роли Гитлера, ведет с Фредом ежевечерние беседы, в которых сетует на то, что люди помнят его по дурацкому блокбастеру. Совсем как Фреда помнят по его «Простым мелодиям», судя по всему, довольно попсовому сочинению. В одном из многочисленных бассейнов купается голышом Мисс Вселенная. Ее Фред видел однажды во сне – на залитой водой площади Сан Марко.
Новый фильм режиссера, премьера которого также состоялась в Канне, похож на его «Великую красоту» в такой же степени, в какой она, в свою очередь, похожа на «Сладкую жизнь» – вроде бы те же лица и декорации, но будто перевернутые, отраженные. Величие здесь с ироничным оттенком и в то же время с подтекстом – великая природа, великие люди, великое таинство ухода из жизни, и сама жизнь, в которой молодость и старость – только на первый взгляд значимые понятия. Старики пошло шутят про любовные похождения, молодые со знанием дела рассуждают о смысле жизни. Порой кажется, что они знают о жизни немного больше, что, конечно, обманчиво – они здесь всего лишь говорят о ней чаще. Потому что так подобает. Как подобает пенсионерам впадать то в апатию, потому что времени все равно не осталось, то в возвышенно истеричное перевозбуждение – потому что время, пусть и немного, но все-таки еще есть. В финале все все равно поменяются местами.
Соррентино – человек все-таки молодой, а потому в его интонации нет едкой горечи и совсем уж безнадежного сожаления. Оттого так легко, наверное, ему дается разговор о том, что иногда еще и старость может, и молодость знает. Но актера или композитора все равно судят по одной роли или одному сочинению. А людей – по количеству морщин. Им режиссер, к слову, уделяет особое внимание, разглядывая под увеличительным стеклом то обнаженные тела в бассейне, то почти незагримированное лицо Джейн Фонды. Вот она где, великая красота – и режиссерского, и актерского жестов.
Соррентино не изменяет себе – все тот же медленный тягучий ритм, бросающаяся в глаза выверенность статичных кадров. За это отчего-то режиссера (и не его одного) принято ругать и укорять в пошлости, забывая, однако, что кинематограф все же не жизнь и по всем правилам требует и преувеличений, и условностей, и неправдоподобности. За навязчивой красотой фильма нельзя не заметить его идеальную, несмотря на нелинейность, композицию – на такое нынче способны единицы кинематографистов. В течение двух часов на экране творится таинство, потрясающее и отталкивающее одновременно. На которое смотришь неотрывно, точно так же, как в одной из сцен «Молодости» гости отеля смотрят на актера в гриме Гитлера, присевшего за соседний стол в ресторане.
