Наталия Григорьева
Любовь бывает очень разноцветной. Кадр из фильма Анны Меликян
Новый фильм Анны Меликян «Про любовь» получил главный приз «Кинотавра». В этот раз режиссер «Русалки» и «Звезды» сделала ставку на зрительское кино и сняла несколько комедийных новелл об отношениях мужчин и женщин – с участием Владимира Машкова, Евгения Цыганова, Михаила Ефремова и Ренаты Литвиновой. Обозреватель «НГ» Наталия ГРИГОРЬЕВА поговорила с Анной МЕЛИКЯН о хороших комедиях, плохих сценариях и о том, почему в ее фильме про любовь всего один поцелуй.
– Ваш фильм на «Кинотавре» очень хорошо принимали. Вы ожидали, что зрители будут аплодировать во время показа?
– Каждый год на «Кинотавре» происходит какой-то внутренний мой ад – так я это называю. Самое страшное – это первый показ. Потому что, когда ты уже хоть один раз картину покажешь, ты уже понимаешь примерно, как ее принимает зал. Конечно, залы бывают разные, но в целом ситуация понятна. А здесь, когда показываешь первый раз, ты надеешься, что будет хорошо, но никогда не знаешь. Мы видели на «Кинотавре» разные примеры того, как это бывает. Поэтому было очень волнительно, и то, что зал так принимал, – я этого не ожидала. К тому же я первый раз в жизни находилась в зале, обычно я никогда не смотрю – ни «Русалку», ни «Звезду», я всегда уходила. А здесь усилием воли решила остаться и, конечно, не жалею, потому что это такой прилив адреналина, эмоций, и думаешь, что ради этого и стоит жить – ради таких минут.
– Вы сами признаетесь, что изначально задумывали это кино зрительским и снимали с расчетом на широкий прокат. Не было в связи с этим какого-то внутреннего противоречия как у режиссера и сценариста?
– Не было, потому что первый раз в жизни совпало то, что мне интересно, и то, что может быть прокатным кино. Поэтому я в данном случае себя никак не обманула, не предала, я так же, как обычно, снимала исключительно то, что мне очень нравится. Просто я позвала известных артистов, но было счастьем работать с ними. Я впервые таких звезд позвала и поменяла даже свое мнение об этом, потому что раньше мне как-то казалось, что это не очень интересно и надо искать новые лица. А сейчас нет, мне кажется, что и это тоже имеет место быть, это очень интересно – работать с известными людьми. Так что я по-прежнему для себя делала очень честное кино, просто мне кажется, что оно действительно может быть интересно широкому зрителю.
– Почему вообще, как вам кажется, существует эта проблема в российском кино: либо низкопробные, но зато пользующиеся огромным зрительским успехом фильмы, либо качественное авторское кино, которое не идет дальше фестивальных показов? Ваш фильм в этом смысле уникален.
– Для меня это тоже загадка. Скажу, почему я взялась за эту тему: после своих короткометражек я поняла, что тема отношений очень востребованна. Люди хотят кино о себе, хотят ассоциировать себя с героями, а им этого не дают. Есть либо очень многозначительное авторское кино, которое видит действительно очень узкий круг зрителей, либо есть какие-то прилизанные, тупые комедии – да, они могут быть смешными, как анекдоты, но себя сложно ассоциировать с этими героями. И, мне кажется, в моем фильме есть такое попадание – есть и юмор, и мысль, и узнаваемость. Для зрителя очень важно узнать себя в герое. Когда мне говорят: «Ой, это прямо про меня», тогда я понимаю, что все нормально.
– «Про любовь» – первая комедия в вашей фильмографии, что отличает эту картину и от «Русалки», и от «Звезды». Как вы пришли к этому жанру?
– Из короткометражек, я каждый год их снимала, – «Про любовь», «Про любовь – 2». Мне нравятся эти мои короткометражки, мне показалось, что там я более смелая. Может быть, это связано с тем, что ты делаешь это очень коротко и несешь меньше ответственности, работаешь, ни на что не оглядываясь – ни на фестивали, ни на критиков. Потому что все равно, когда ты снимаешь большое кино, хоть и говоришь, что не думаешь об этом, где-то в подкорке, конечно, думаешь. А короткий метр – ты не думаешь даже о зрителе, потому что делаешь это кино для одного вечера, для одного благотворительного аукциона, по сути (коротметражки Меликян были показаны на благотворительном аукционе Светланы Бондарчук Action! – Н.Г.). И там что-то такое рождается, что невозможно в большом кино. Исключительно благодаря этим фильмам мне это все так понравилось, что я захотела и большое кино такое же – хулиганское, не задумываясь. Мне захотелось быть свободной. Даже в изображении. Я оператору Феде Ляссу иногда говорила: «Ну а как вот такой свет? Это же какая-то эстрада, это же пошло!» А он мне говорил: «Аня, надо быть свободной. Это дает эмоцию, значит, это прекрасно. Ни на кого не смотри, ни на кого не оглядывайся, будь свободной». Так мы и снимали это кино – просто делали то, что чувствуем, то, что нам нравится. И плевать, что скажут. Если говорить о каком-то развитии, то для меня это шаг в сторону свободы – и это очень важно.
– Я знаю, что вы сняли фильм буквально за считаные дни. Это потому, что было легко и была эта самая свобода?
– Не то чтобы было легко. Но мои короткометражки – они были очень быстро сняты, и я поняла, что и в этом тоже заложено нечто очень важное. Потому что полный метр – это когда ты полгода готовишься, три месяца снимешь, потом еще год монтируешь, и к концу монтажа ты всегда ненавидишь это кино. И я поняла, что надо попытаться сделать все очень быстро, не затягивать, потому что, как только ты затягиваешь, появляется какая-то мертвечина сразу, все немножко подыхает. Это должно было быть полуимпровизационно все, и в этой связи, конечно, была очень тяжелая съемка, потому что мы сняли за 25 дней, а кино-то довольно большое, с массой объектов – то есть работа была физически на износ. Ночная смена утром заканчивалась, и тут же приезжала другая партия артистов, и мы продолжали снимать, были как сомнамбулы, спали по несколько часов. Сценарий доделывали по пути, придумывали финалы: с одной стороны, я с ужасом думала: «Что я творю?», с другой – все время говорила себе: «Так и должно быть. Один раз в жизни попытайся сделать так». Даже монтаж мы хотели продлить, пересмотреть, но в какой-то момент я отпустила.
– Не думали пригласить разных сценаристов, чтобы каждый из них написал свою короткометражку? Это распространенная практика.
– Мы объявили конкурс сценаристов, и мне прислали очень много сценариев, но они все были очень плохого уровня и качества, и мне ничего не понравилось. Я хотела, чтобы были разные сценаристы, у меня была такая задумка – режиссер я одна, а сценаристы все разные. Но, к сожалению, этого не произошло. Это самая моя большая печаль, что нет текстов, с которыми хотелось бы провести год жизни.
– Ставили себе какие-то ограничения, когда работали над фильмом «Про любовь»? Есть ли для вас какие-то табу в этой теме или, например, в жанре комедии?
– Мы попытались избежать трупов и смертей в этом фильме, и, наверное, какую-то физиологичность или сцены жесткого секса это не предполагало, потому что другой язык, другая подача – а не потому, что мы этого боимся. Есть другие фильмы, где мы можем снимать откровенные сцены, но здесь это было не нужно, и мне понравилась сама идея рассказывать про секс и про любовь, не показывая. У нас за весь фильм один раз только поцеловалась героиня Марии Шалаевой с героем Василия Ракши. То есть фильм про любовь, но никто даже не целуется (смеется).
– На фестивале «Движение» в Омске показывали пилотный эпизод сериала «Не телки», который вы продюсируете. Какова судьба этого и других ваших телевизионных продюсерских проектов?
– Сейчас заканчивается постпродакш «Не телок», и я надеюсь, что осенью выйдет эта прекрасная кинолинейка. Это не совсем сериалы – по восемь серий, это скорее длинные фильмы. То есть будет линейка таких киносериалов, и наши «Не телки» стоят в одном ряду с фильмами, которые сняли Вадим Перельман («Измены»), Борис Хлебников («Озабоченные»). Кроме того, сейчас мы закончили 20 серий проекта «Дневник Луизы Ложкиной» – сериала, который сняла дебютантка Аня Саруханова. А этим летом мы будет снимать сразу несколько «пилотов» для разных каналов, которые, я надеюсь, вырастут в полноценные сериалы – вот такое будет лето «пилотов».
