Вечные итальянские вопросы

Проклятые вопросы не покидают героя, даже когда рядом – великая красота... Кадр из фильма «Великая красота»

Красота как скука и красота как смерть: по Вечному городу, Риму, бредет богатый плейбой-журналист – наследник героя «Сладкой жизни» Федерико Феллини. Столица Италии и искусства предстает перед ним фреской – события сменяют одно другое, камера вылавливает из темноты людей и созданные ими творения: уродство роскошной вечеринки, авангард в окружении эпохи Возрождения, современные ритмы в антураже древности. Герой становится наблюдателем, а зритель героем: но их истории меркнут на фоне распада нравственности и изысканных, но мертвых картин. Между жизнью и смертью вспыхивают отсверки красоты – хаотичной, бессмысленной и жестокой. Но оправдывающей все.

«Великую красоту» Паоло Соррентино показали на открытии Фестиваля нового итальянского кино в Москве. Картина уже успела получить «Оскара» в категории «Лучший фильм на иностранном языке», а также «Золотой глобус». Соррентино, вернувшись из Голливуда после не слишком успешного фильма «Где бы ты ни был», снял образцовое итальянское кино: его притча отсылает не только и не столько к Феллини, сколько ко всему мировому, в частности итальянскому, культурному наследию. Знаменуя их закат.

Главного героя картины зовут Джеп Гамбарделла (его сыграл Тони Сервилло): он одинокий прожигатель жизни, философствующий наблюдатель, журналист-миллионер, человек, разучившийся любить. Но не чувствовать: «Мне было предначертано стать чувственным. Мне было предначертано стать писателем. Мне было предначертано стать Джепом Гамбарделлой». Этот несколько стереотипный итальянский эгоизм («Я должен был стать королем богемы, который может сорвать любую вечеринку») приковывает внимание к герою, фиксирует на нем взгляд, удерживая натянутой нить повествования.

Личная трагедия Джепа суть сюжетная зарисовка, но не сюжет как таковой. Соррентино все же не идет против правил нарратива. Обращаясь к древнейшему его свойству – вечному возвращению, он поднимает изъезженные темы – жизнь, смерть, любовь и одиночество. Проклятые вопросы он втискивает в идею о закате искусств: пошлость авангарда – художник не может объяснить значения употребляемых им терминов. Вечный город режиссера – вместилище всех культур и религий, оплот порока – ад, где собрались величайшие художники и их творения. И по аду идет Джеп, стареющий маргинал с чуткой душой, прикрывающий добрые порывы едкими замечаниями, смешной и нелепый одновременно, рефлектирующий Вергилий – проводник зрителя.

Место действия – вот действительный главный герой. Здесь в безумии и пустоте, сквозь призму аморальных поступков, под сплетни и танцы цитируют Бретона и вспоминают о Марксе, Флобере и Моравиа. Воспоминания и фантазии стирают грань между реальностью и вымыслом: еще недавно фильм, казавшийся возможностью подсмотреть в замочную скважину за пресловутой сладкой жизнью сливок римского общества, оборачивается гротескной притчей, где искусство пересекается с цивилизацией, а судьбы людей тонут в урбанистическом гаме и немыслимой, невообразимой красоте.

Эта великая красота убивает своих созерцателей. Первого – уже через пять минут фильма. Красота складывается из фрагментов. Иногда они слишком мелки, иногда крупны до неприличия, а иногда подаются вразнобой – и приходится отходить, чтобы увидеть всю мозаику. «Великая красота» – это кино с изумительной визуальной составляющей, которая остается при этом крайне оригинальной. Порой Соррентино и вовсе лишает зрителя второго плана: кадры будто были склеены в быстром и рваном ритме, порожденном ассоциациями.

Кто-то не выдерживает. Рим вызывает разочарование. Красота уходит. Красота как фокус и как игра противоположностей: закадровое пение обрывается грубым смехом, за искусством следует мерзость; ключи от дверей лучших домов Рима носит «человек, которому можно доверять», а служит он трем принцессам, режущимся в карты, – истинные Клото, Лахесис и Атропос. Джеп – в прошлом писатель, автор всего одного романа. Олицетворение того, что ничего нового не создается; он мечтает написать книгу ни о чем: ничего – тема несостоявшегося труда Флобера. А о чем писать? Люди – животные, общество замуровано в искусстве прошлых веков, наивно и порой безжалостно в своих попытках придумать что-то новое.

Картина то и дело сваливается то в пафос, то в меланхолию, юмор, философию, религию, визуальные изыски. Эмоциональный фон повествования удерживается характером Джепа и его спутниками. Любовницей – 40-летней стриптизершей – и неудачливым другом-драматургом. Они просты и потому близки зрителю. Но и они уходят. Остаются воспоминания. Джеп стоит у маяка, размышляет. Да, смерть. Но ведь была и жизнь. И чувство. И были моменты красоты. И «бла-бла-бла».