Дарья Борисова
Шиллер и его возлюбленные.
Кадр из фильма
Фестиваль перевалил за половину. Конкурс, казавшийся соревнованием «темных лошадок», пока явного фаворита не продемонстрировал. В нем изрядное число немецких лент – каждый из больших фестивалей таким образом подыгрывает отечественному кинематографу, Берлинале – не исключение. Включая их в международное соревнование, кураторы автоматически выводят их на арену внимания. Стоило ли это делать – вопрос.
Немецкое кино в конкурсе 64-го Берлинского фестиваля – во многих гранях. Ощущения какого-либо подъема национального кинематографа нет, и единственное, что можно маркировать знаком «плюс» – актерская школа (особенно отрадно, что много молодых актеров-звезд). Рональд Церфельд и Флориан Штеттер практически не сходят с фестивального экрана. Вместе они снялись в костюмном фильме Доминика Графа «Любимые сестры». Это история того любовного треугольника, что с момента знакомства и на долгие годы установился между Фридрихом Шиллером и сестрами Ленгефельд. Одна из них со временем стала законной супругой поэта, вторая до конца его дней оставалась любовницей. Шиллера сыграл худощавый Штеттер – обладатель истинно романтической внешности и нервного темперамента. В роли не столь блестящего, но благородного человека, верного друга Шиллера корпусной Рональд Церфельд смотрится тяжеловесом. «Любимые сестры», наверное, наиболее интересный из конкурсных немецких фильмов. Добротность и академизм повествования в нем парадоксально сочетаются с историей смелой, нестандартной любви «на троих». В общем-то национальный гений Шиллер в фильме Графа – функциональный персонаж, позволяющий развернуться полноправным героиням – Шарлотте и Каролине Ленгефельд.
Второй раз на красную дорожку фестиваля Флориан Штеттер вышел, представляя фильм Дитриха Брюггемана «Крестные муки». Тут актер преобразился в пастора, который ведет что-то вроде воскресной школы при церкви маленького бюргерского городка. 14-летняя девочка Мария, одна из его учениц, необычайно восприимчива к рассказам о пути Христа, она отличается от других сверстников глубиной восприятия Писания и способностью «примерять» деяния святых на себя. Мария решает принести себя в жертву младшему братишке, который в четыре года все никак не заговорит (хотя мальчик не немой). Кажется, будто ее мало что привязывает к суетному миру, и она осознанно идет на смерть. Отказывается надевать теплую одежду, есть и пить. Естественно, как только Мария на больничной койке испускает последний вздох, братишка открывает рот и впервые в своей жизни произносит отчетливую фразу: «А где Мария?» Фильм сделан гладко и культурно, но вторичен в своем желании развенчать туповатую религиозность иных жителей Северной Европы. Такой холодный взгляд, беспощадный скальпель-лаконизм и существование в диалоге с главными сюжетами христианской культуры гораздо раньше и с большим эффектом демонстрировали Ларс фон Триер, Ульрих Зайдль, Михаэль Ханеке. Вряд ли картина Брюггемана выделилась бы из ряда среднего европейского арт-мейнстрима на тему религии в современном просвещенном обществе, если бы не счастливое включение в «немецкую квоту» Берлинале.
Как об авансе можно говорить и о включении в основной конкурс картины Фео Аладаг «Между миров». Эта хрупкая блондинка сняла фильм о настоящих немецких мужчинах на войне в Афганистане, полный нескрываемо женского любования брутальным миром военных. Несколько лет назад Аладаг заявила о себе фильмом «Чужая». Картина про немецкую турчанку на пути к свободе личности была небезупречной, но довольно живой. Нынешний фильм совсем неуклюже преследует цель воспеть сильных и добрых европейцев, способных не только усмирять на чужой жаркой земле талибов, но и проявлять благородство, широту взглядов в отношении к чужой культуре. После финальных титров на премьере раздались, естественно, аплодисменты, но в них отчетливо можно было расслышать крики «Пропаганда!». Действительно, серьезно отнестись к сказке про рыцарей-миротворцев нельзя. Герой Рональда Церфельда (здесь актер сыграл центральную роль) – офицер немецкой миссии в Кундузе – подтянут, храбр, добр к старикам и детям, из кожи вон лезет, чтобы устроить судьбу переводчика-афганца и его сестры. Вдобавок ко всему фильм полон приемов, позволяющих причислить его к категории «дамского» кино: кадры многозначительно растянуты во времени и полны красот (горные пейзажи, обаятельные босоногие дети, мускулистые тела солдат etc), сентиментальная музыка звучит практически неумолчно и совершенно не позволяет сосредоточиться на страшном материале в основе истории. Вряд ли что-то светит фильму Фео Аладаг при раздаче призов Берлинале. Но для внутреннего проката, видимо, такой старт – уже победа. На премьере присутствовала министр культуры, а телекамер было не меньше, чем на премьере нового фильма Ларса фон Триера. Возможно, «Между миров» еще тем так важен немцам, что снова демонстрирует способность нации чувствовать какую-то коллективную вину – в данном случае вину просвещенных европейцев перед обездоленными афганцами, чьи земли и жизни то советские военные контролировали, то американские.
Берлин
