Если бы мама Люмьеров не встретила их папу. - Интервью Квентина Тарантино

Герой и его приз. Фото Reuters

На родине пионеров кинематографа братьев  Люмьер – в Лионе – в пятый  раз прошел фестиваль, носящий их имя. На нем показывают только старые фильмы! Оригинальный смотр придумали  режиссер Бертран Тавернье и арт-директор Каннского фестиваля Тьерри Фремо. Они предложили показывать  ленты, отреставрированные в течение последнего года. А чтобы показы стали фестивалем, приглашать представлять каждый фильм французских и мировых кинознаменитостей. Например, перед демонстрацией картины 1962 года «Обезьяна зимой» на лионскую сцену вышел Квентин ТАРАНТИНО. Он произнес спич в честь Жана Поля Бельмондо – 80-летие актера отмечали показом «Обезьяны зимой». А самому автору «Криминального чтива» вручили в Лионе главную награду – приз «Люмьер». В предыдущие годы его получали здесь Клинт Иствуд, Милош Форман, Жерар Депардье и Кен Лоуч. Тарантино – известный киноман. Вот и в Лионе он перебегал из одного кинозала в другой. Но однажды все-таки остановился, чтобы ответить на несколько вопросов журналиста Игоря ГУСЬКОВА.  

– Какое место займет приз «Люмьер» в коллекции ваших трофеев?

– Я обожаю награды! Но этот приз – особый, мне вручили его в необыкновенном месте. Ведь Лион – родной город братьев Люмьер. Интересно задаться таким вопросом: что было бы, если бы, например, полтора века назад мама Люмьеров не встретила бы папу Люмьеров здесь, в Лионе?.. То не было бы братьев Люмьер и кинематографа?! Я благодарен этому городу, что такая встреча все-таки произошла. Она дала мне возможность в конце ХХ века заниматься самым моим любимым делом – снимать кино!

Сама церемония вручения приза «Люмьер» тронула меня до слез. Но я был не менее тронут и несколько лет назад, когда здесь, во Франции, мне вручили почетную премию «Сезар». Здесь же, во Франции, почти 20 лет назад я получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля, которая по-настоящему перевернула мою жизнь. Странно, но именно во Франции мне чаще всего вручают награды… В других странах этого почти не случается. 

Для меня важна концепция этого фестиваля, которая настаивает: важно пересматривать старые фильмы. А ведь это и есть вечная мечта и страсть киноманов! Здесь показывают много классических фильмов именно на пленке – а я противник новых цифровых форматов показа кино. Думаю, если я не буду снимать, то каждый год стану возвращаться в октябре в Лион на этот фестиваль. Казалось бы, почетный приз должен был бы навеять ностальгию и желание оглядываться назад. Но мне же кажется, мне надо столько всего еще сделать. Лучшее у меня только впереди!

– Вы сняли семь фильмов. Ранее приходилось от вас слышать, что прекратите снимать после десятого фильма.

– Мне нравится сама идея круглых дат и чисел: сделать еще три фильма, остановиться после десятого или закончить снимать в 60 лет – звучит ведь неплохо, да? А вот насколько это окажется реальностью – не знаю. Это лето я провел ничего не делая, и мне пришло в голову несколько суперисторий, которые мне бы очень хотелось рассказать. Как бы то ни было, я уйду со сцены согласно моим собственным принципам и правилам, когда сам это для себя решу окончательно. Настоящий режиссер – он как боксер. Готов подняться на ринг, надеясь победить своего соперника и стать чемпионом. Но он заранее знает, что рискует получить сокрушительный удар и оказаться в проигрыше. Таковы правила игры. Я их принимаю. И живу в состоянии постоянного ожидания поединка. Я вам признаюсь, что хочу как можно дольше оставаться чемпионом. До самого конца. И никогда не знать поражений! Чтобы в момент ухода можно было просто подняться и  крикнуть: «Да идите вы все к черту! Я был тем, кто всегда побеждал!»

Но настоящая трудность – это не оказаться в положении бойца-ветерана. Знаете, я не хочу заканчивать, как эти постаревшие боксеры, которые продолжают надеяться, что уж следующая схватка им вернет победу. В то время как они уже давным-давно должны были бы повесить перчатки на гвоздик. Этот образ проигрыша меня преследует... Поэтому очень бы хотелось иметь дистанцию по отношению к самому себе, чтобы вовремя понять, что пришел момент уйти.

– Используете ли вы при работе с актерами на съемочной площадке какие-то идеи и наработки Станиславского?

– Вопрос методов и теорий при работе с актерами даже не приходит мне в голову. После того как я сам написал сценарий, придумал характеры героев и подобрал под них единственно подходящих актеров, дальше я только адаптируюсь под их игру. 

То есть моя работа режиссера в том и заключается, что если на площадке одновременно оказываются актеры, работающие с разными техниками и приемами работы, то это мне надо жонглировать их умениями, чтобы получить лучший результат от всех.

Зато, если нет какой-то особой теории в работе с моими актерами, я придерживаюсь правил  по работе над персонажами. Я люблю своих актеров, но для меня важнее всего персонажи – такие, какими я их написал.

– Многие  знаменитые кинорежиссеры – Уильям Фридкин, Терри Гиллиам – обращаются сейчас к режиссуре в оперном театре. Даже ваш любимый актер Кристоф Вальц в декабре поставит свою оперу в Антверпене. У вас нет желания попробовать себя и на этом поприще? 

– В благодарность за мою работу с ним Кристоф постарался меня приохотить к Вагнеру. Но я не ощущаю какой-то связи с классической музыкой… Дело не в том, что я ее презираю или не люблю, но я человек поп-культуры и соответственно поп-музыки. Я всегда предпочту послушать записи с музыкой к каким-то фильмам. Что касается возможности поставить оперу… Я так мало знаю классическую музыку, что никогда не смогу отличить хорошую оперу от плохой. К