Опасные гастроли

На съемках фильма: Павел Лунгин и Владас Багдонас.
Фото с официального сайта П.Лунгина

Вначале была музыка – оратория митрополита Илариона (Алфеева) «Страсти по Матфею». Ею буквально заболел Павел Лунгин и «под нее» (а не наоборот, как обычно!) придумал сюжет: великий дирижер и его оркестранты направляются в Иерусалим, чтобы исполнить величественное произведение. Но в Вечном городе даже плановая гастроль приобретает черты мистической встречи с судьбой.

«У Иерусалима мощное поле энергетическое, – признается Лунгин. – Когда люди там оказываются, с ними начинает происходить что-то странное, необъяснимое…»

Дирижер Вячеслав Петров успевает как раз к похоронам собственного сына-художника – тот несколько лет назад отправился бродить по свету и вот закончил свои дни в притоне иерусалимских хиппи-наркоманов. Отцу оставил записку и полотно, на котором родитель изображен мертвым наподобие Христа на картине в доме Рогожина. Живой и знаменитый деятель культуры смотрит на себя – неживого, обнаженного, с нелепо запрокинутой головой и мученически открытым ртом. Сыграл Петрова (символически «никакая» фамилия; он – Дирижер, он вне границ и национальностей) премьер театра Эймунтаса Някрошюса «Meno Fortas» Владас Багдонас. На его дирижере много отблесков знаменитых прежних ролей. Особенно, конечно, вспоминается Отелло – тоже человек-глыба, чей закаленный хребет переламывается под соломинкой личной боли. Есть в фильме сцены, где видно: могучему театральному актеру Багдонасу тесновата рамка кинокадра. Крупный жест, глубокое дыхание сценической речи словно расширяет картинку, на которой всего лишь стандартный гостиничный номер. Но этот эффект на руку истории Лунгина. Герой его во всех смыслах больше окружающих, несмотря на приоткрывшуюся изнанку личности. С сыном вел себя как эгоист, до проблем подчиненных не снисходит. Но именно в его голове звучит та совершенная музыка, что покоряет тысячи людей по всему свету. Он без вины виноват: причиняет страдания окружающим, но не может жить по среднестатистическим законам.

Высокому, трагедийному накалу партии Багдонаса удивительно проникновенный фон составляют тонкие, какие-то чеховские истории оркестрантов – маленьких людей, чье счастье и несчастье жить в тени их великого патрона. Невзрачный солист (Карен Бадалов) тяготится чрезмерной опекой жены (Инга Оболдина), прямо в самолете пытается завести интрижку с симпатичной паломницей (Дарья Мороз). Жена в этом треугольнике – самая простая, казалось бы, фигура, но таинственный Иерусалим поднимает со дна ее несчастной бабьей души такую черную муть, о какой она сама не догадывалась. Пожелала в сердцах молодой сопернице сгинуть, и та угодила в эпицентр теракта араба-фанатика. Белый, выжженный солнцем город прощупывает каждого, как рентгеновскими лучами, и каждому глаза поворачивает зрачками в душу.

Как в каждом творческом коллективе, есть в этом оркестре и преданный руководителю Лагранж (помощник дирижера в исполнении Сергея Барковского) и истеричный премьер-параноик (Сергей Колтаков). Отлично подобраны на эти роли актеры: у Барковского внешность неяркая, но на лице печать достоинства, а Колтаков похож на постаревшего капризного малыша, которого считали в детском саду самым красивым ребенком. На плечи первого ложится больше всего проблем, но его привилегия – быть на ты с Дирижером. А второй – из породы сукиных детей: сегодня в припадке страха выдаст «главному», что его в коллективе никто не любит, а завтра, глядишь, получит соло и на голубом глазу признается: погорячился, осознал, что был в корне неправ. После прошлогоднего марафона коллективных бунтов, драматичных разрывов дирижеров с оркестрами, режиссеров с театрами картина Павла Лунгина смотрится свежо, хотя это, конечно, ненамеренная актуальность – просто, увы, законы творческих сообществ неизменны.

Музыка в фильме звучит почти неумолчно – пасхальная оратория митрополита Илариона существует как бы сама по себе, великодушно предоставляя возможность историям людских страстей маячить на фоне своего величавого течения. Именно она задает высоту авторского взгляда, даже хочется сказать – созерцания. Кинематографисты обожают снимать аэропорты, подают их как воплощения достижений и удобств современной цивилизации. В «Дирижере» есть удивительный план «Домодедово»: переливающийся электричеством фасад главного терминала на фоне черного ночного неба. В каждой «клеточке» окна кто-то копошится, у входов и выходов снуют люди с чемоданами, ругаются, обнимаются, прощаются… Камера отстраненно скользит вдоль этого муравейника, подчиняясь музыкальному ритму духовных песнопений, и ощущение незначительности будничной суеты перед лицом вечности возникает само собой. И нет в этом пафоса, фарисейской надменности: я, мол, поднялся над всеми вами. Это очень искреннее и потому, может, негладкое, неровное высказывание человека ищущего, незабронзовевшего душой. «Жизнь человека – чреда кризисов, – говорит Лунгин. – Из одного вышел, в другой вошел. Я боюсь таких людей, которые «все поняли». Таких, кстати, и среди христиан предостаточно! Они «однажды все поняли» и положили душу в швейцарский банк…» Удивительный человек Павел Лунгин – неожиданный, непредсказуемый и по-настоящему свободный. Свободный от страха провалиться, сойти с накатанного пути. «Дирижер» – картина, перпендикулярная нынешней индустрии развлечений. Она интимная, внутренне беззащитная. Мне казалось, что она не для фестивалей, а в прокате пойдет пятью копиями», – говорит автор «Острова» и «Царя». Вопреки его ожиданиям отпечатано более ста копий «Дирижера», и первые отклики зрителей подтвердили: цепляет подлинный нерв, поиск ответов на главные вопросы бытия.