Виталий Нуриев
Хорошо не будет...
Кадр из нового фильма Ларса фон Триера
Очередное детище датского режиссера Ларса фон Триера неизменно оказывается в фокусе общественного внимания. По разным причинам. Из-за громкой скандальной презентации фильма в Каннах, когда режиссер публично выставил себя нацистом. Из-за того, что его предыдущий опус «Антихрист» вызвал бурную полемику. Просто из любопытства: что такого захватывающего можно сказать по поводу порядком избитой темы – грядущего конца света?
Еще не вчувствовавшись, оказываешься под обстрелом ярких визуальных образов. Они атакуют без предупреждения, без начальных титров, в обход привычной рекламе кинотеатральных новинок, коей обычно потчуют зрителя перед сеансом. Здесь же не дано шанса плавно войти в созерцание. На тебя со всей силой обрушивается Триер, вытягивая за собой тех, чье творчество несет мощный апокалиптический заряд.
Дюрер в обнимку с Дали раскалывают экран с помощью гигантских солнечных часов, их острая стрелка неумолимо движется по оси человеческих судеб к закату. Застывшее лицо главной героини на фоне падающих вниз головой птиц. Молчаливое, уводящее в сторону от новозаветного христианства триединство – заимствованный из древних мифологий триумвират двух женщин-антиподов и мальца, оказавшегося между ними. Недвижный, словно замороженный кадр вдруг начинает жить по законам оптической иллюзии, создавая пугающий тромплей, когда выраженно плоскостное, двумерное изображение обретает выпуклость. Разрозненные картины сплетаются в оглушающую симфонию гнетущей сумеречной грезы. Попробуй воспротивься болезненному очарованию чужого ночного кошмара. Если верховодишь своим сном и ни разу не оказывался во власти безнадежной медлительности, что парализует любое движение, стоит только оказаться по ту сторону яви.
Все это – предвосхищение, пролог, который по окончании фильма легко истолковать. Он резко окунает в меланхолию. Чтобы потом плавно втянуть нас в историю, поделенную надвое: про «локальный» конец света, сопряженный с полным и сиюминутным разрушением оснований в жизни одного-единственного человека, и про конец планеты Земля. Первая часть озаглавлена «Джастин», вторая – «Клэр». По именам сестер. За ними стоит своя предыстория, пытливый зритель обязательно до нее докопается, даже если при первом приближении намеки на роман маркиза де Сада и прочее пройдут мимо. А не захочет, и ладно. Будет тогда с наивной простотой проживать незадавшуюся свадьбу Джастин (Кирстен Данст) и, может быть, сопереживать. Потому что, когда достигаешь определенного возраста, приглашения на брачные торжества начинают множиться и обойти их своим вниманием никак не получается. Только удавшихся свадеб, увы, мало. И то, что фон Триер еще раз это подчеркивает, вряд ли выглядит избитым и пошлым. Хотя на экране он увлекается собирательством откровенных пошлостей. Церемониальный лимузин – неповоротливый, уродливый отпрыск автопрома. Невеста – внешнее воплощение расхожей мечты, которую неустанно тиражирует индустрия свадебных красот. А хитрый Триер снимает происходящее, имитируя стиль приглашенного специалиста по съемкам семейных торжеств и проникая со своей камерой намного дальше, чем обычно дозволено. В объективе то и дело мелькает Клэр (Шарлотта Генсбур) – сестра, исполняющая роль феи-деспота. Она всегда готова напомнить брачующейся Золушке, что нужно гнать прочь приступы хандры, неукоснительно следовать законам общества, всего-то пережить свадьбу, и карета больше не превратится в тыкву.
Клэр становится основным действующим лицом во второй части. Именно ее страхи выставляются напоказ, когда огромная планета Меланхолия надвигается на Землю, готовясь раскрыть свои смертельные объятия. Тут полностью обнажается позиция режиссера по отношению к законам, двигающим социальный механизм, к своим героиням, к человеку вообще, к своему высказыванию в частности. Верно, его можно обвинять в излишней, почти искусственной прямолинейности. Однако не признак ли это особенной искренности, которую мы так ищем в кино?
