Алексей Филиппов Официальный старт Апокалипсису в Москве дали «Трансформеры». Пока европейские и азиатские режиссеры изящно упаковывали трагедию вселенского масштаба в «маленького человека», новый фильм Майкла Бэя провел для самого ожидаемого события 2012 года генеральную репетицию. Вместо Всадников – злые роботы, вместо выжженной земли – развалины города. И кто сможет устоять?
Возглавляет же всадников кинематографического Апокалипсиса датчанин Ларс фон Триер. В его «Меланхолии» рассказывается о нависшей над Землей опасности. К ней приближается планета, которая и дала название фильму. От столкновения двух небесных тел погибнет все живое. Лента оборачивается не арт-хаусной версией картины «Армагеддон», а повествует о личном Апокалипсисе главной героини в исполнении Кирстен Данст. Остальные фильмы фестиваля, снятые в разных странах в 2010 и 2011 году, очень удачно сочетаются с замыслом датского режиссера. В этих картинах никто не умирает от метеоритных дождей или сверхъестественных сил. Причина гибели – либо другие люди, либо потеря внутренних сил. Так, героиня японского фильма «Снежное дитя» чуть не покончила жизнь самоубийством, и в течение всей картины рядом с ней обитают такие же измученные жизнью люди. Именно рядом, потому что каждый будто заточен в камеру-одиночку и отбывает наказание за содеянное. Мальчик Казухиро, который все никак не выйдет из светлой комнаты детства во враждебный мир, писатель Ямамура, который не может закончить своё произведение, – их много, и они все одиноки, или обижены жизнью, или думают, что обижены. В фильме «Снежное дитя» персонажей роднит юношеское отчаяние – они хотят покончить со всеми проблемами одним махом. Их пути сходятся на мосте, с которого они один за другим хотят спрыгнуть. И каждый верит, что это решит проблему и покажет окружающим, как его недооценивали.
Отчаяние присутствует и в документальной картине Дэнфанга Дэнниса «В Ад и обратно». Сержант Нейтен Харрис возвращается из Афганистана с тяжелым ранением ноги. Мирная жизнь при всей гуманности вызывает у Харриса чувство отторжения, кажется ему неправильной. Его раздражает манера общения людей, при которой они друг друга не слышат, пробки на дорогах, обилие машин на парковке возле супермаркета. И это взгляд человека, который в 18 лет пошел в армию, потому что хотел убивать людей. Теперь он хочет вернуться вновь на войну, снова защищать США от любых врагов. Тут-то название и приобретает второй смысл: в Ад – это в нормальную жизнь?
Подчеркивает демонизм привычной для человека жизни и Андрей Звягинцев. В «Елене» вместо Апокалипсиса гаснет свет. Разница между обычным и Судным днем – только в этом, потому что наступил Конец света уже давно. Почему? Причина кроется в изуродованных отношениях между людьми, кризисе гуманности и морали, изменении семейных ценностей. При этом новый фильм Звягинцева лишен морализаторства, гиперболизации – в нем никого не поучают и не обличают. Настроение задают цветовая гамма и ракурсы съемки. Когда сквозь цинизм и повседневность проступают отчаяние и слезы, а зло и глупость остаются безнаказанными, возникает ощущение, что с миром что-то не так. Но начало и конец картины намекают, что для мира «что-то не так» – уже привычное, устоявшееся понятие.
Радикальнее, но более узко рассматривает похожую тему польский фильм «Именем Дьявола». Факт, что люди не идеальны, заставляет настоятельницу монастыря отгородиться от греховного мира высокой стеной с колючей проволокой. Церковь превращается в секту, где грехи со временем становятся формой служения Богу. Откровенного грехопадения на экране не происходит, но оно ощущается за кадром – в сердцах монахинь, настоятельницы и отца Франтишека. Но этот явный конфликт развивается вяло, а перемены в душе главной героини показаны в фильме слишком демонстративно – картина Барбары Сасс излишне прямолинейна.
Менее очевидны душевные томления поэта Георга Тракля в фильме «Табу. Душе не место на Земле». Этот байопик замыкает весь мир на фигуре главного героя и его отнюдь не родственных отношениях с сестрой. Их разлад – стихийное бедствие, но вот они снова вместе – и мир вокруг них превращается в Рай. Похоже, что австрийский поэт с трагическим восприятием действительности жил если не в Аду, то в его преддверии. Каждая неудача приравнивалась к Апокалипсису, а Тракля огорчало практически все, кроме некоторых встреч с сестрой и выхода книги своих стихов.
Общая минорность фестивальных лент подчеркивает настроение, если не ощущение близящегося или наступившего Апокалипсиса. На 33-м ММКФ он принял форму «Трансформеров» с начинкой из «Меланхолии» и лицом Георга Тракля.
