Виталий Нуриев
В его глазах – тайна.
Кадр из фильма
На российские экраны выходит фильм Хуана Хосе Кампанеллы «Тайна в его глазах» – аргентино-испанский триллер, в этом году обскакавший четырех других претендентов на премию «Оскар» за лучший иностранный фильм и собравший целую россыпь других, не менее престижных наград.
«Тайна в его глазах» сначала ладно перекликается с прогремевшими в 1997 году «Секретами Лос-Анджелеса» Кертиса Хэнсона. Переклички эти, правда, в основном сюжетного свойства. Стержневой момент – расследование жестокого убийства. От стержня тянутся все те же прозрачные нити – дружбы, любви и т.д. Из них выходит приличного размера клубок, чтобы связать колючую дерюжку с орнаментом, где на переднем плане красуется вся подноготная сыскной и судебной аргентинской системы с хорошо выраженным влиянием человеческого фактора. Еще одна заметная схожесть – перемещение действия в план отдаленного прошлого.
Только если «Секреты Лос-Анджелеса» ограничиваются одним временным пластом, то Кампанелле одного временного отрезка оказывается маловато: он устраивает в фильме многослойное прошлое, многократно усложняя и временную структуру повествования, а вместе с ней и свою художественную задачу – размежевать, разграничить на экране время, 1974 и 1999 годы. Задача, между прочим, та еще. Но Кампанелла – художник не робкого десятка.
Состаривая экран, он разводит там коричневую сепию, как в старых семейных фотоальбомах, и чем времена отдаленнее, тем теплее те коричневые оттенки. Когда на экране 1974 год, в них вмешиваются мягкие желто-зеленые и красноватые тона, словно следуя негласным законам человеческой памяти, которая стремится повысить градус теплоты в воспоминаниях о давно ушедшем. В самом отдаленном прошлом режиссер почти отказывается от солнечных дней и больше стремится окутать экранное событие полумраком. Наращивая хронологические витки, экран все больше теряет свою фетровую мягкость, солнца опять на нем немного – все-таки тон фильму задает медитативная грусть. В 1999 году предметы, фигуры людей и лица выходят из полумрака, очерчиваются и холодеют. Тоже старея.
Кампанелла для четырех ключевых героев подбирает выгодную человеческую фактуру, на нее легко ложится возраст – седыми волосами, очертившимися морщинами. Хотя возрастные изменения затрагивают здесь не только внешность, с течением экранного времени у актрисы Соледад Вилламиль, например, тяжелеет походка, а в движениях актера Рикардо Дарина проступает медлительность.
В своем контроле за мелочами режиссер идет далеко. Щепетильность Кампанеллы в работе с глубиной кадра, с его пространственным обустройством напоминает рвение художника-живописца в поиске композиционного искривления, необходимого, чтобы привлечь и поразить зрителя, но сделать это не с помощью каких-либо новомодных технологических примочек, а традиционными средствами. Эстетизация экранной действительности доходит до того, что буквально поражает своей отстраненной холодностью и жестокостью. Так, кадры с телом убитой молодой женщины производят впечатление тщательно составленного натюрморта, где в самом деле живая когда-то натура вдруг омертвела, но еще хранит печать жизни и красоты.
Единственное, пожалуй, в чем сложно не упрекнуть режиссера, так это в многословности. Герои фильма редко замолкают. Возможно, это как раз и есть местный колорит. А может, особенное авторское средство. Происходящие на экране события даны глазами главного героя. Он пишет роман, чтобы поквитаться с прошлым, и полицейский-то он хороший, а вот романист уж больно многословный.
