Виталий Нуриев
Тройной этюд.
Кадр из фильма «Сердцеед»
В российский прокат выходят два фильма: «Этюды втроем» (Сальвадор Гарсия Руис) и «Сердцеед» (Паскаль Шомель). Оба представляются═дистрибьюторами как яркие кинособытия нынешнего лета. Отчего бы не оценить степень искренности прокатчика и не вглядеться попристальней? Тем более что в фильмах имеется кое-что общее и можно говорить о них в увязке, устроив воображаемую перекличку.
Руиса и Шомеля объединяет художественный метод, правда, полезность его отчаянно разная.
В пресс-релизе верно подмечено: «Этюды втроем» напоминают небезызвестных «Мечтателей» Бертолуччи (2003). По сюжету. Тот же треугольник, два парня и одна девушка, только они не синефилы, а юные художники выпускного курса, и отправляют их не в мятежный 1968 год, в Париж, а в современный Мадрид. Но вряд ли сюжетных пересечений достаточно, чтобы поставить фильмы в один ряд.
Кажется, Гарсия Руис хочет совместить несовместимое, создать эстетический оксюморон и с его помощью показать красоту своих героев, их отношений. Он снимает как есть, не пытаясь по-особому выстраивать кадр, играть со светом. Художники Руиса пишут картины и вроде бы стремятся ухватить красоту момента, но сами они некрасивы: их лица, тела, их жесты. Поначалу думаешь, эта некрасивость случайна, пытаешься разглядеть за ней особенную прелесть, о которой режиссер твердит на протяжении фильма, постоянно подкидывая восхищенные реплики персонажам. Все эти «Какая ты красивая!», «Какой ты красивый!» увязать с обыденной неказистостью героев-любовников можно лишь в том случае, если намереваешься рассмотреть в ней авторский прием. Тогда не симпатию к своим персонажам хочет вызвать у зрителя режиссер, не оправдать их либертинаж на троих, а наоборот – неявно осудить. Оттого ли он насыщает свой фильм неаппетитным сексом, который оставляет неприятный осадок? Или, может, у красоты есть географическое измерение и нам красота по-французски ближе красоты по-испански.
Попытки подвести такое философское основание плохо вяжутся с творчеством Альмодовара, Медема, впрочем, как и с режиссерской неуклюжестью Руиса – с его стремлением все объяснить и проговорить вслух, с его невниманием к деталям, небрежностью в работе с арт-бэкграундом.
В «Сердцееде» тоже три художника-виртуоза: они поднаторели в социологии женской натуры и выяснили, что бывает три категории пар. Одни – где женщина счастлива; вторые – где она несчастлива и знает об этом, третьи – где она несчастлива, но боится себе в этом признаться. Виртуозы зарабатывают на жизнь, разбивая пары третьей категории. Чтобы поведать зрителю эту историю, Паскаль Шомель держит наготове свой оксюморон. Он переносит на французскую почву голливудский каркас сладковатой мелодрамы. Французское содержание причудливо выгибает этот каркас, оставляя немного американской патины на поверхности. Центром тяжести становится яркий актерский дуэт: Ромен Дюри, один из самых успешных лицедеев современного французского кино, и Ванесса Паради, с возрастом не утратившая своего очарования Лолиты. Любовная линия аккуратно разбавлена приключенческими элементами и юмором, который всецело отдан на милость второстепенных персонажей, подчас удивляющих своей невторостепенной проработкой.
Удивляет и другое – то, как работает Шомель с визуальной составляющей. Вначале из Дюри он делает писаного красавца (у того имеются необходимые данные), в ход идет эстетика рекламного образа: замедленное действие, выверенный ракурс, приглаженный свет, бомбардировка крупными планами. То же самое он проделывает с Паради. Ее туалеты один роскошней другого (через фильм проходят все основные люксовые бренды). Прически. Макияж. Торжество гламура и глянцевой красоты. Однако мало-помалу глянцевость сбавляет обороты. Музыка осторожно подделывается под мейнстрим. И вот перед тобой вместо красивых кукол с обложки обыкновенные люди. Сопереживанию иногда мешает патетичность русского перевода и ревностный, убивающий «французскость» дубляж, но тут уж, видимо, ничего не попишешь.
Оба режиссера стремятся к одному: поселить своих героев в обычном мире, сделать так, чтобы зритель уловил в кинематографических образах что-то знакомое и близкое. Первый действует через отказ от намеренно красивого, второй – наоборот, доводит красивое до нереального. В результате «Этюды втроем» банализируют кинореальность и тонут под ее тяжестью, а «Сердцеед», отряхнув с себя гламурную шелуху, преспокойно шагает дальше.
