Сергей Макарычев
Алиреза Фирузджа с двумя кубками: кубком Синкфилда и кубком победителя Гранд-чесс-тура.
Фото Леннарта Оотса со страницы Grand Chess Tour в Flickr
Завершился кубок Синкфилда – супертурнир, подытоживший сражения Гранд-чесс-тура и назвавший имена его победителей. Напомним, что неделю назад мы свели повествование об этом выдающемся соревновании к рассказу о громком скандале, связанном с двумя шахматистами, выступавшими в Сент-Луисе вне конкурса. А именно: с самым именитым и наименее именитым участниками – Магнусом Карлсеном и Хансом Ниманном, после партии с которым чемпион мира демонстративно прекратил выступление на кубке, дав понять всем (хотя и не заявив об этом открыто), что его демарш связан с уверенностью в использовании молодым американцем нелегальной компьютерной помощи или, как принято выражаться на шахматном сленге, с читерством.
Не станем заново описывать эмоции, которые, узнав о решении чемпиона, испытали широкие круги мировой шахматной общественности. Тем более что было очевидно: никаких формальных оснований для обвинений в адрес Ханса Ниманна не существует, а единственным аргументом для них является непререкаемый (во всяком случае таковым он оставался до конца позапрошлой недели) авторитет лучшего шахматиста современности. Поэтому просто повторим и существенно детализируем некоторые соображения, которые авторы высказывали в ряде давних публикаций, увидевших свет на страницах «НГ».
Итак, главная проблема шахматного читерства (точнее, борьбы с ним) состоит в том, что при подозрениях в отношении кого-либо в использовании им во время игры нелегальной компьютерной помощи практически невозможно руководствоваться одной лишь общеюридической правовой нормой – презумпцией невиновности, поскольку подозрения в читерстве сами по себе кардинально меняют игровое поведение не только предполагаемого читера (пусть даже несправедливо обвиненного в мошенничестве), но и действия его соперников. Дело в том, что, будучи преисполнены подобных подозрений, вы – в дополнение к переживаниям морального характера – станете невольно ограничивать себя, исключая в своей игре рискованные решения динамического характера, так как электронные движки (в отличие от живых людей) практически не ошибаются при расчете тактики, поэтому (даже если «на самом деле» ваш соперник абсолютно честен) вы начнете играть не так, как обычно, а заметно слабее.
Да, шахматы являются открытой конечной игрой, но они столь сложны, что даже самые сильные шахматисты действуют при выборе своих решений так, будто бы эта игра бесконечна, постоянно прибегая не только к помощи интуиции, но и используя такой чисто игроцкий прием, как блеф. Например, при интуитивной жертве фигуры или качества очень часто невозможно быть абсолютно уверенным в правильности принятого решения, однако в точно такой же ситуации находится и ваш соперник, вынужденный, действуя на основании своей оценки и своих ощущений, отвергать или принимать эту жертву. Именно в подобных случаях могла бы оказаться очень эффективной помощь компьютера, более того, если один из соперников почему-то предполагает (пусть даже на основании навета или самовнушения), что его оппонент может такую помощь получить, то ставит себя тем самым в крайне невыгодное положение. В качестве психологически близкой аналогии можно привести чисто гипотетическую ситуацию при игре в покер, если один из игроков почему-то решил, что противник располагает возможностью хотя бы изредка тайком заглядывать ему в карты.
Одним лишь фактом своей потенциальной осуществимости читерство в шахматах способно отравить всю атмосферу игры, начисто лишив ее привлекательности. Неудивительно, что эффективная борьба с этим злом была объявлена одним из главных приоритетов ФИДЕ. При этом очевидно и то, что параллельно с невероятными сложностями корректного выявления мошенничества возникает опасность оговора невиновных, а каждый такой случай наносит невосполнимый ущерб не только самим пострадавшим, но и шахматам в целом. Впрочем, если говорить о привычной очной игре, при которой соперники сидят за столиками напротив друг друга, то еще лет 15 назад были отработаны и опробованы надежные методы, почти полностью исключившие возможность читерства на элитных соревнованиях. Это досмотр (сканирование) участников при входе в игровую зону, широкополосное локальное подавление в ней радиосвязи, сдвижка всех видов сетевых трансляций на 15–20 минут вперед относительно реального времени и использование полупрозрачного экрана, сквозь который зрители видят участников, а участники зрительный зал – нет.
Возвращаясь мысленно к кубку Синкфилда, стоит добавить, что далеко не все меры такого рода были в Сент-Луисе задействованы. Именно это, судя по всему, породило не только сами подозрения, но и «сигналы доброжелателей», такие подозрения инициировавшие. Ведь в период ковидной самоизоляции шахмат для формирования подобных сигналов была создана мощная научно-техническая база. Мы уже сообщали о специализированной компьютерной программе FPP (Fair-play-Panel), призванной выявлять факты читерства при сетевой игре. Идеология этого и других подобных электронных чудес базируется на предположении, будто бы для выявления мошенничества в шахматах вполне достаточно надлежащим образом обработать текст сыгранной партии, дополнив его данными о времени, затраченном соперниками на обдумывание сделанных ходов. При этом сама методика обработки информации глубоко засекречена, дабы не позволить потенциальным читерам обойти выставленные против них рогатки. В связи с чем, не зная ничего о начинке самой программы, мы можем судить о ее состоятельности лишь по тем отдельным фактам применения этого чуда, которые вызвали недоумение гроссмейстерского сообщества.
Хотим подчеркнуть, что, судя по всему, программа эта действительно эффективна, позволив при проведении в нелегкие ковидные времена сетевых соревнований защитить основную массу честных игроков от вполне реальных читеров. Однако, как нам кажется, достоверность получаемых ей результатов заметно снижается при росте рейтинга игроков. Причем не исключена возможность, что в качестве одного из параметров, учитываемых программой при вынесении вердиктов, используется (это уже наш домысел, выглядящий, впрочем, достаточно правдоподобно) тот самый рейтинг играющих. Думается, нет нужды объяснять, к чему это порой приводит на практике…
Возвращаясь к главной теме предыдущей публикации, в которой рассказывалось о решении Магнуса Карлсена прекратить после третьего тура выступление на кубке Синкфилда, невольно задаешься вопросом: какого рода инсайд или иная убойная информация могли побудить чемпиона мира поступить таким образом? Самое грустное, что, похоже, несмотря на настоятельный призыв Хикару Накамуры, которого спустя день поддержал Гарри Каспаров, сам сильнейший шахматист современности так и не поведает об этом мировому шахматному сообществу. Нам же остается лишь гадать, предположив, например, что некто неизвестный зачем-то «просигналил» Магнусу о результате компьютерной обработки игры его соперника по партии третьего тура. Хотя сам Карлсен играл эту партию столь посредственно, что для победы над ним от обладателя черных фигур не требовалось ничего гениального.
…После выхода из супертурнира Магнуса Карлсена главная интрига соревнования свелась к соперничеству Уэсли Со и Алирезы Фирузджи за победу в общем зачете Гранд-чесс-тура. Для того чтобы опередить юного француза, американскому гроссмейстеру было необходимо единолично выиграть турнир. И поначалу – по ходу поединка предпоследнего тура, в котором конкуренты встретились между собой, – этот исход представлялся наиболее вероятным. Однако, добившись значительного преимущества, Со промедлил, недооценил скрытые возможности соперника и потерпел поражение.
В результате первое место на турнире поделили Фирузджа и наш Ян Непомнящий. В соответствии с регламентом кубка Синкфилда между ними был проведен тай-брейк, в котором удача улыбнулась французскому гроссмейстеру. В итоге победителем Гранд-чесс-тура вышел Алиреза Фирузджа, вторым остался Уэсли Со, а третьим – Максим Вашье-Лаграв. n
