Жизнь и приключения иностранца в России

Джеймс Уоррен и его сын Джон: передача «Поедем, поедим!» в гостях у отца ведущего в Лондоне. Фото пресс-службы НТВ

Удивительно, но на канале НТВ четвертый год идет кулинарная и культурологическая передача «Поедем, поедим!», которую ведет англичанин с абсолютно перфектным русским языком. Обозреватель «НГ-антракта» Вера ЦВЕТКОВА встретилась и поговорила с Джоном УОРРЕНОМ.

– Джон, вы не возражаете, если мы начнем с легкой светской беседы? Вы единственный экспат из моих знакомых, по новейшим временам радующийся России, а не стремящийся из нее свалить. Почему?

– Я так легко не сдаюсь! Ну нет, я не вернусь в Англию. Это сложно объяснить, но я чувствую себя здесь свободным человеком – может быть, не во всех смыслах этого слова, но то, что больше свободным, чем в Англии, это 100%.

– Вы про условности английского общества? 

– Ну да. Когда ты там живешь, существуют бесконечные «надо» и «правильно-неправильно». А вот когда ты здесь, то…

–  То полное рас… – закон не позволяет высказаться подобающим экспрессивным образом... то отрыв по полной. Вы авантюрист?

– Я очень большой авантюрист, поэтому мне нравится и моя передача «Поедем, поедим!», и жизнь в России. 

– Однако вы таки возвращались в Англию после дефолта. 

– После дефолта – второй раз. Я уже два раза пытался уехать и возвращался. Первый – когда Ельцин объявил, кто будет его преемником. У меня был шок: я как-то думал, что демократическое направление – это уже навсегда. Решил – ладно, надо уехать и посмотреть снаружи, что будет дальше. Но я скучал, я реально скучал по России. Это сложно объяснить, почему я сюда когда-то приехал… Я чувствовал, что меня здесь что-то ждет. Я выучил русский язык, если бы я выучил испанский – это могла быть Аргентина, где моя жизнь в общих чертах была бы такой же, потому что я – такой.

– Странный вы... Родина и самое дорогое, родители и дети – в смысле сын – в Англии. Он ведь давно там учится? Живет с родными или в общежитии?

– Он живет вместе с остальными мальчиками, в точно такой же школе учился и я. Лена, моя бывшая жена, была очень против: ведь его обучение в Англии началось в 10-летнем возрасте. С другой стороны, мы оба хотели, чтобы его части – русская и английская – уравновесились, а поскольку первые 10 лет жизни он прожил в Ростове – труба звала. И теперь он уравновешенный русско-английский юноша, хотя, может быть, уже больше английский, чем русский. Я думаю, что он вернется сюда после университета.

– Послушайте, но на Западе школьные-университетские связи – это   залог карьеры; зачем ему возвращаться в Россию, где у него подобных связей нет?

– Так он же мой сын!

– Ну разве что. Но вы, конечно, грандиозны – семь лет прожить в Ростове!

– Это были сложные семь лет. Я тогда был молодым, и все было очень логично и небанально. Три года занимался зерном, торговлей. Когда понял, что надо заниматься этим не из Москвы, то поехал туда, где зерно растет.

– А что за история со стрельбой в аэропорту, когда вас ранили в шею?

Участники реалити-шоу «Остров» на острове Палау в Тихом океане: Прохор Шаляпин, Джон Уоррен, Фатима Хадуева.

– 93-й год, лето. Поздно ночью прилетели партнеры, двое бельгийцев, мы вместе собирались лететь в Душанбе, где возникли вопросы по качеству. Таджики надеялись делать муку из фуража, но не получилось, и, чтобы прикрыть свою задницу, вызвали нас. Мы должны были лететь из Внукова на частном самолете, уже прошли контроль, ждем только капитана. Подходит какой-то чувак и просит показать содержимое большого ящика – там машинка, определяющая количество клейковины. «Давайте откроем» – «Нет-нет, только через досмотр». И я пошел искать тележку, тележек не было, углядел одну снаружи, возле пропольщика клумбы, и, когда возвращался с ней, милиционер мне сказал, что аэропорт закрыт, и перед моим носом запер дверь на замок. «Как закрыт? Вы видели, как я только что выходил, а теперь он закрыт?!» Поспорили, я вспыхнул: недосып, нервы, еще бельгийцы трусили, типа Душанбе, гражданская война, чума, аборигены… Короче, разбежался и снес собой стеклянную дверь, а мент взял и навел на меня пистолет. Я поднял руки – он с наручниками ко мне... Я потерял равновесие и упал – лицо в грязи, руки в наручниках, за всем этим наблюдают человек 40, а он берет меня за плечо и стреляет – мне показалось, возле уха, чтобы оглушить. По дороге в отделение удалось договориться – дал ему пять тысяч за стекло, которые он и прикарманил. Подхожу к своим, мол, можно отправляться, а они как заорут! Посмотрел – я весь в крови, левая сторона. Ничего, раздавили таблетку стрептоцида, засыпали в рану и полетели. Но потом я все-таки пошел в посольство, в медицинский кабинет, врач мне: «Вам надо сделать рапорт» – «Доктор, вы давно в России? Ах, на прошлой неделе прилетели… Я просто хочу забыть об этом – остался в живых, живем дальше». Тот уперся: «Нет, это обязательно, иначе рапорт придется писать мне». ОК, я написал и улетел в Англию на свадьбу к другу, там выслушал все эти шутки про бандитскую пулю… И думать об этом  забыл, но осенью получил повестку в прокуратуру. Менту тому дали пять лет – за ложные показания и за то, что не смог объяснить, где шестая пуля из обоймы.

– Ничего себе приключения иностранца в России!

– Ну бред, реально бред! Но даже этого было недостаточно, чтобы  я свернул все и уехал домой. Здесь так интересно жить, я все время об этом говорю. Утром просыпаешься и никогда не знаешь, чем закончится день. Здесь я реально чувствую, что живу. Перепрофилировался три раза, если не четыре: продавал зерно, продавал семечки, был банкиром, делал колбаски, а теперь…

– А теперь продаете харизму и обаяние. Не на самом рукопожатном канале НТВ.

– Нерукопожатный канал – что это значит?

– То же самое, что и нерукопожатный человек. Вы не застали старое НТВ, команду талантливых и честных профи, которые делали такое же телевидение – талантливое и честное. Потом маятник качнулся и НТВ стал каналом, годами деморализующим нацию. Или деморализовавшим – пришло новое руководство, которое на недавней презентации сезона заявило вроде бы об изменении курса.

– Мне понравилась эта презентация. Возможно, НТВ поняло, что надо удаляться от трэша и придумать нечто новое. Для меня их презентация была как свидетельство движения в верном направлении. Я редко бываю в Останкино, все время «на фронте» – летаю со съемками по всей стране, и не только. Недавно вернулся с Алтая, завтра отправляемся в Кению – немножко поперчить наш русский цикл. Программа «Поедем, поедим!» вне политики.

– «Поедем, поедим!» – прекрасная передача. Культурологическая, добрая, полезная, вы не только готовите с местными местные блюда – показываете музеи, красоты, достопримечательности (и в этом сезоне вашего полку прибыло в лице программы Сергея Майорова «Однажды…»; уже две нетоксичные программы), недаром она идет четвертый сезон. Но была у вас недолго и другая передача под двусмысленным названием «Мужское достоинство» с грифом 18+. Вы там так неприятно хлопотали лицом… Вам ее навязали, что ли?

– Мне бабки нужны были. В своей передаче я достиг потолка зарплаты и дал понять руководству, что мне нужна еще какая-то работа. Школа сына стоит очень дорого – 36 тысяч фунтов, или четыре с половиной миллиона рублей в год (это еще без перелетов, гаджетов и «папа, я хочу машину»).

– У вас было право голоса или всем занимались редакторы, а вы были только ведущим?

– Я вообще не занимался «Мужским достоинством» – приезжал на студию, делал свое дело и уезжал. Это была не моя передача, душа не лежала. Мой ребенок – «Поедем, поедим!», там я могу вякать и творить вместе со всеми, люблю этот креативный процесс.

– Ну а реалити-шоу «Остров»? Что там было на самом деле – драматургия или взаправду? Почему другие участники так невзлюбили вас с Богданом Титомиром?

– Это был мой первый год на телевидении. Пригласили – почему нет, месяц в райском месте. Когда оказался там, понял, что у каждого на проекте свои условия для участия, и решил, что буду сильнее, быстрее и круче всех в конкурсах, что и доказал. Но не суть. Когда приехал Титомир, я уже три недели там находился и мне уже было плохо и от Светы из Иванова (Светланы Курицыной), и  от постоянно возникающей ругани… Богдан только-только вернулся с Казантипа – я бываю на Казантипе каждый год – и стал источником новостей оттуда, мы как-то сразу сдружились. Когда я слышал, как редакторы с остальными участниками обсуждают в кустах, мол, пора бы нашего Джоника отправить домой, и давайте придумаем как…

– Ну и достаточно про ТВ. Вроде вы обучались политике-экономике, а диплом защищали по «Мастеру и Маргарите» Булгакова, как это может быть? 

– Я учился на факультете иностранных языков со специализацией «Русский язык»; надо было брать два языка, но французский у меня слабенький… Хорошо, только русский, но тогда надо было заполнить это время другими предметами, я заполнил философией, теологией, политикой, экономикой…

– Теология? И диплом посвящен тому, как Христос описывается  Библией, а Га-Ноцри – Булгаковым. Вы, никак, верующий?

– Очень уважаю буддизм.

– Не услышала прямого ответа. Дарвин или не Дарвин?

– Дарвин, конечно!

– Ну, может, немножко хоть агностик?..

Программа НТВ только для совершеннолетних зрителей под названием «Мужское достоинство». Фото пресс-службы НТВ

– Скорее всего атеист. Я до 17 лет пел в церковном хоре, каждое утро начиналось службой – завтрак потом, поэтому наелся церковного. Не скажу, что мой диплом – серьезная научная работа; нужна была тема-дискуссия, которая захватит педагогов и все такое. Вот мама у меня очень верующая (отец – нет), она постоянно играет в церкви на органе, поет в хоре, помогает, преподает. Ее второй муж был архиепископом, он был на 32 года старше ее и, представь, в свое время еще венчал моих родителей! Они у меня молодые духом – папа второй раз женился в 75 лет, причем намекнул своим детям, то есть нам с сестрой, что у него нет денег на медовый месяц. Мы сказали: «ОК, папа, мы организуем медовый месяц, но это будет семейный отдых», и поехали все вместе – я с сыном и сестра с дочками. А недавно папа в «Инстаграм» подался – «Фейсбук»-то давно освоен обоими моими родителями. Музыкальность у меня от мамы, а любовь к кулинарии от папы, он большой гурман. Бабушка с маминой стороны играла в мюзиклах (а во время войны была медсестрой), мама пела не только в церковном хоре, но и в хоре Би-би-си, а прадедушка с ее стороны был придворным композитором Георга Пятого, писал музыку для арфы (у мамы дома стоит арфа, и она на ней играет). Папа музыку любит, но у него никакого слуха, зато он рукастый. Помню, в детстве нельзя было принять ванну, потому что в ней вечно отмокали в черной воде какие-то запчасти. Он вложил в меня любовь к «Формуле-1», гонкам, «Феррари», у него всегда в гараже стояли «Альфа-Ромео». Когда родители расстались, летние каникулы я проводил с папой: сели в машину, кинули туда палатку и через Ла-Манш махнули во Францию. Маршрут пролегал по ресторанам Нормандии, Шампани, долине Луары – и так недели две.

– Видела твои фотографии в образе диджея – хобби?

– Я же музыкант и должен был стать великим валторнистом! В 18 лет разбил мамину машину, и она (очень хороший урок) заявила: «Покупай новую», а единственный актив, который у меня тогда был, – валторна. Я продал ее и купил маме машину. Если честно, я был к этому готов – немножко тогда переел музыки. Я бы очень хотел писать музыку, но нет для этого нужного настроя; чтобы писать музыку, надо абстрагироваться от всего, от суеты. Я помню это вдохновенное ощущение и хотел бы к нему когда-нибудь вернуться.

– Где сейчас твой дом?

– С семи лет быть в закрытой школе для мальчиков – может, поэтому у меня нет привязанности к какому-то месту. Могу сделать дом из чемодана, вхожу в гостиничный номер: «Ага, я здесь три дня» – и достаю все, что нужно для удобной жизни, даже карты и штопор у меня с собой, не говоря уже о средстве для комаров. В Москве живу на Тимирязевской, снимаю пока. Это, конечно, не очень дом, больше похоже на двухкомнатный гостиничный номер. Дом подразумевает, что не только я в нем живу, мне кажется. Раньше у меня были животные – лабрадор Бланш, кошка, но они поумирали. Бланш прожила 15 с половиной лет, что для этой породы рекорд.

– Ты же все время в поездках, как тебе удавалось держать животных?..

– Когда была Бланш, была еще и другая девушка... Бланш – потому что белая, а не потому, что синяк под глазом.

– Как испортили человека годы в России, у него ассоциация не с цирковым термином или теннессиуильямовской Бланш Дюбуа, а с жаргонизмом про синяк! Ты больше собачник?

– Нет, я кошачник в равной степени. Моя кошка дожила до 19 лет, была похожа на сиамскую, но пушистая. Всегда мечтал, что у меня будет кот с именем Пушкин, но подарили кошку.

– У Василия Аксенова была собака Пушкин, которую он страшно любил.

– Я читал его «Остров Крым» – тяжело шло.

– А Булгаков – не тяжело?

– Нет. Считаю «Мастера и Маргариту» одним из лучших романов XX века, наравне с Айн Рэд «Атлант расправил плечи» и «Доктором Живаго» Бориса Пастернака.

– «1984» Оруэлла, «Лолита» Набокова, «По ком звонит колокол» Хемингуэя… А Стивена Фрая любишь?

– Обожаю Фрая, очень умный чувак, очень талантливый, недаром у него один из самых больших аккаунтов в «Твиттере».

– Я к тому, что ты ведь совпадаешь во мнении с российскими властями по поводу отношения к нетрадиционной ориентации, а Фрай – открытый гей.

– В школе для мальчиков, знаешь ли, бывало, что пытались… У меня какое-то отвращение из-за этого. Я знаю, что 5–10% населения такие, но, когда они начинают качать свои права – меня это бесит. Я не хочу, чтобы мой сын в своем впечатлительном возрасте видел, как взрослые мужики целуются на улице, и прикидывал это на себя. Я не хочу, чтобы и разнополые трахались при нем, я не хочу этого! Надо защищать детство, надо защищать хрупкость, находящуюся в процессе роста.

– Ты считаешь, что просвещение вредно? Помню твои рассуждения о немецких школах в «Мужском достоинстве».

– В данном случае – да. И я не считаю вседозволенность толерантностью.

– Но просвещение априори не может быть вредным! Не говоря уже о том, что у любви нет пола.

– Это все я понимаю. Мы все разные, это их мешок, у меня другой мешок, у тебя третий – у каждого есть свой мешок. Пусть делают что хотят, но, пожалуйста, не надо прокачивать это на весь мир, я вот чего не могу понять! У нас в Европе это настолько довлеет, что уже никто не говорит про нормальные семейные ценности. Анекдот: два лорда стоят на мосту через  Темзу, глядят вдаль и предаются размышлениям, снизу раздается крик: «А-а-а! Я не умею плавать!» Один поворачивается к другому и меланхолично спрашивает: «А вы, сэр, умеете плавать?» – «Я – нет, но я же не кричу об этом на весь Лондон!» Делайте свои дела и не кричите об этом, ну, забодали уже! 

– Самая большая ценность для тебя?

– Ценность… Доверять. Несколько раз в жизни очень близкие люди оказались совершенно другими, чем думалось. Это ужасное ощущение – когда ты чувствуешь, что тебя имеют! Знакомых-приятелей много, но есть трое-четверо настоящих друзей здесь, трое-четверо в Лондоне. 

– Да ты неплохо устроился: настоящие друзья, любимая работа, любимая страна!

– Да, но у меня нет любимой женщины. Я все-таки верю, что лучше быть половинкой целого, чем просто половинкой.

– Как ты видишь свою дальнейшую жизнь, лет через 20? 

– По географии не могу сказать, Россия или не Россия... Быть может, частично Россия. Получается что? 20 лет я прожил в Англии, 25 лет в России. Есть желание попробовать жить где-то еще – в стране, недалекой от России, как-то связанной с Россией. Хотел бы продвинуться на телевидении, принять новый вызов. Я сделал этот жанр – путешествия и кулинария, теперь хочу чего-то другого, быть может, вести утренний эфир? Но неизвестно, как отнеслись бы россияне к тому, чтобы каждое утро видеть мою физиономию в телевизоре.

– Учитывая комменты под любыми твоими изображениями в духе: «Ты – самый обаятельный!», думаю, хорошо бы отнеслись. Другое дело, что тебе стало бы через месяц неинтересно.

– Вот. Я до сих пор не понял: мне нравится быть телевизионщиком, потому что «Поедем, поедим!», или мне нравится «Поедем, поедим!», потому что я хочу быть телевизионщиком?

– Телевизионщиком хорошо быть, когда ты делаешь то, что хочешь сам, и в чем ты убедился после «Мужского достоинства».

– Знаешь, я реально чувствую, что выполняю некую функцию ради России. Я бы очень хотел снимать передачу о России для Запада. Показывать Россию, как она есть на самом деле, а не как на Russia Today. 

Идет последний год, когда школьное обременение, скажем так, довлеет. Потом Алекс поступит в университет, получит практически безвозмездный кредит на учебу (ну будет выплачивать 10 фунтов в месяц по окончании учебы), моя материальная ответственность уменьшится и я смогу заниматься чем хочу, а я хочу делать что-то для животных. Я очень люблю осликов, мне кажется, это такие несчастные животные, рождающиеся для одного – таскать тяжести. Идет такой бедолага еле-еле, а верхом на нем человек крупнее него. Их много, никому не нужных осликов, и я бы хотел сделать для них престарелый дом. Я вообще хочу, чтобы у животных была достойная жизнь и достойная смерть – в промышленных масштабах этого нет, и это ужасно. Когда я делал колбаски – видел изнутри, как все это происходит… Пощу у себя в «Фейсбуке» животных и каждый раз думаю: «Это нереально, как можно их есть!» Когда на острове ведущий Глеб Пьяных привез двух хрюшек и тупой нож: «Давайте, ребята, вы же голодные», мы с Катей Гордон убедили всех, что не надо этого делать. Сказал им: «Ребята, у меня был колбасный цех, это нереально – у нас нет ни холодильника, ни условий». А из одной хрюшки мы сделали домашнее животное – это была идея Богдана Титомира, очень большая душа у него.  

По окончании «Поедем, поедим!» хочу вернуться в вегетарианство, пока это невозможно. А еще хотелось бы нормально стареть, чтобы мозг был светлым и ярким до конца, без альцгеймеров и паркинсонов.

– Хотела сказать «с Божьей помощью», но ты же атеист. С дарвиновской помощью!