Сны о Китае

Мастера Мейсена и Императорского фарфорового завода увлеченно играли в экзотику.

В музее «Царицыно» материализовались наши двухсотлетние фантазии о  Китае, его искусстве и культуре, существовавшие с петровского времени до начала ХХ века. Выставка «Воображаемый Восток: Китай «по-русски». XVIII – начало XX века» возвращает нас в неиспорченный мир, где страны связывали не газопроводы, а караваны и корабли, где за бескрайними просторами мерцали сокровища полусказочной Поднебесной империи. Куратору Ольге Сосниной удалось подобрать идеальную экспозиционную формулу этой ускользающей материи. Разнообразные экспонаты из 14 музеев выстроены почти по заветам классических романистов  – с эпиграфом, прологом, развернутым действием, вставными эпизодами и пространным эпилогом. 

Зал-эпиграф собрал несколько ключевых предметов, показывающих диапазон творческих взаимоотношений России с китайским искусством. Великолепная русская ваза эпохи модерна – эталон стилизаторской смелости, где художник, хорошо представляя первоисточник, позволяет себе свободу в его интерпретации. Чувственные изгибы многоцветного стекла экзотичны сами по себе, но получают более точную «национальную приписку» благодаря обвившему сосуд «как бы китайскому» бронзовому дракону. Риза-фелонь начала XVIII века, для которой использована эффектная китайская ткань с неожиданными для одеяния священника вышитыми драконами, показывает, что мастер воспринимал рисунок исключительно декоративно, как красивый, богатый материал, и, уж конечно, не подозревал о символике, скрывающейся за изображением.

Несмотря на географическое соседство, знания о Китае в России до XIX века были весьма скромны. Попытки российской стороны наладить торговлю и дипломатические отношения с Поднебесной предпринимались с определенным успехом еще в XVII веке, но в отличие от современного Китая, закидывающего товарами всех, кто этого хочет или нет, императоры династии Цин придерживались политики изоляционизма. А торговлю вообще считали делом малодостойным, используя ее  для манипулирования страстью к наживе западных и северных «варваров». С XVII до середины XIX века Россия отправила в Китай около 20 дипломатических миссий. Китайцы за XVIII век 11 раз вводили запрет на взаимную торговлю, иногда на много лет, и послали лишь четыре встречных посольства, из которых только последние два стали всерьез предполагать, что Россия – это не совсем страна кочевников и охотников.

Прорубив «окно в Европу», Петр I столкнулся там и с привезенными китайскими диковинами, кои с присущей популяризаторской хозяйственностью приказал закупать для Кунсткамеры. Эти предметы показаны в зале-прологе, темно-синем, как море, по которому они прибыли, и даже их названия будят воображение: «лунная» фляга, чайник в форме иероглифа шоу (долголетия), компас – солнечные часы, тушечница «Фантастический морской зверь». К драгоценной, позолоченной механической игрушке «Корабль» снято видео, показывающее ее волшебные возможности в действии, с оживающим экипажем, который и приводит судно в движение.

Следующие залы выставки демонстрируют хитросплетения истории китайщины-шинуазри в России, стиля, завезенного из Европы на волне увлечения веселыми экзотизмами рококо, но пережившего несколько триумфальных возвращений. Прикладное искусство, и особенно фарфор, густо населяли летающие звери, гуляющие под зонтиками «китайки» и китайцы, заполняли вариации на темы цветущего граната и плакучей ивы. В эстетски оформленной экспозиции фарфора сопоставлены работы русских, немецких, французских, богемских и самих китайских мастеров, бытовавшие в России. Здесь стоит заметить, что китайцы весьма умело подстроились под вкусы и потребности иноземных заказчиков, производя для них «экспортные» предметы,  стилизующие национальное искусство под сменяющиеся западные стили. Эти артефакты иногда выглядят по-европейски, более сдержанно, чем  изделия Мейсена или Императорского фарфорового завода, чьи мастера увлеченно играли в сказочную экзотику.

Завлекающее волшебство шинуазри авторы выставки остроумно обыграли в специальных инсталляциях. Вращающийся «волшебный фонарь», который отбрасывает цветные тени китайских персонажей, стал затеей вполне в духе галантных увеселений XVIII века. В минималистичном «Павильоне Конфуция» под благосклонным взглядом  его бронзовой статуи  XV века собраны изделия, отразившие интерес к китайской философии в екатерининское время.

Одна из обаятельных черт экспозиции, дающая ей к тому же историческую широту, – это соседство произведений первоклассных мастеров, представленных в изобилии, с менее рафинированными, но необычайно колоритными работами малых производств, или с аккуратным дамским рукоделием на китайские мотивы, или с наивно-удалыми чайницами XIX века, которые сделали «китайщину» почти общедоступной.

«Эпилог» выставки получился сложносоставной. В начале ХХ века впервые русские художники обратились к Востоку и Китаю не с позиций удивленных европейцев, а  осознанно, в поиске творческих и цивилизационных корней. Сюжет экспонированной здесь картины Натальи Гончаровой «Китаёзка» оказался во время подготовки проекта уточнен – куратор установила, что на ней изображен не вымышленный идол, а божество долголетия Шоу-син. Его деревянная статуя стоит  здесь же. 

Послесловием к выставочному «сюжету» послужила  подборка фотографий русских дворцовых интерьеров, садовых павильонов, Китайского театра в Царском Селе: черно-белые изображения того, что безвозвратно погибло в исторических катаклизмах,  почти половина утрачена. В утешение, однако, вспомним, что и сейчас посреди Москвы, на Мясницкой улице, стоит удивительная игрушка – дом «Чай и кофе» четвертого представителя династии «чайных королей» Сергея Перлова, выживший во всех потрясениях символ сказочной русской «китайщины».