«По-настоящему интересных пьес сегодня нет»

Михаил Долоко руководит театром – участником основной программы Эдинбургского театрального фестиваля. Фото из архива театра «Кураж»

В столице Шотландии в августе состоялся международный фестиваль искусств «Фриндж», более известный как Эдинбургский театральный фестиваль. Единственным представителем России стал негосударственный театр «Кураж», который представил детский спектакль «Краски». Эта маленькая победа независимой труппы, почти незаметной на театральной карте страны, была полностью проигнорирована отечественными СМИ.

В преддверии новогодних праздников, богатых на мероприятия для школьников, обозреватель «НГ» Евгений МЕДВЕДЕВ встретился с основателем и художественным руководителем «Куража» Михаилом ДОЛОКО и поговорил об элитности театра, нарождающейся культуре меценатства, показном патриотизме российских чиновников и детских спектаклях, которые должны быть как для взрослых – только лучше. 

– Вы можете рассказать, как вашему театру удалось попасть на Эдинбургский фестиваль? Какую программу вы представили в Шотландии? 

– Все вышло очень просто: к нам пришел продюсер, который занимается отбором спектаклей на фестиваль. Он посмотрел «Краски» и сказал, что пьеса достойна Эдинбургского фестиваля. 

Мы представляем детский спектакль, посвященный теме толерантности. Но если вы скажете ребенку «толерантность», он, конечно, уставится круглыми глазами и ничего не поймет, поэтому мы «перевели», рассказали эту историю на понятном детям языке. 

Перелопатив огромное количество притч, остановились на той, что повествует историю о красках, которые спорят, кого из них должен выбрать художник, и каждая уверена, что она – самая лучшая. 

– Почему вы обратились именно к этой теме? 

– Когда только начался весь этот ужас, намеренно подогреваемое межевание на своих и «пятую колонну», когда людей начали разделять по цвету кожи, когда посыпались слова о великодержавном шовинизме, богоизбранной нации (будто все остальные нации бездуховны) – я почувствовал весь ужас, я знал, что это чудовищно.

И мы хотели, чтобы каждый ребенок понимал: все люди равны. Вот почему главная мораль пьесы, пассаж, которым она заканчивается: «Мы все разные, но мы все равные». 

– Если я правильно понимаю, «Краски» – это больше чем пьеса, это симбиоз искусств, не так ли? 

– Мы используем уйму средств выразительности: это и вокал, и театр буфф – каждая краска выступает как отдельный жанр. Так, красная краска говорит: «На все вопросы – красный цвет» – и на сцене начинается прекрасный, сложнейший по исполнению огненный балет. 

Когда речь идет о синей краске, перед зрителями появляется настоящий аквариум с живыми рыбами. Мы долго думали, как представить черную краску, ведь у детей она часто мрачная, страшная, и остановились на степе: актеры выходят на сцену в черных фраках и танцуют. 

– Когда стало известно, что вы отправляетесь на Эдинбургский фестиваль, как отреагировали российские власти, какую поддержку они вам оказали? 

– Мы единственный коллектив из России, который попал в Эдинбург в этом году, но поддержки от государства – ноль. И мне это непонятно, мне очень обидно – не как худруку, не как режиссеру-постановщику, а как обычному человеку: пока говорят о патриотизме, пока звучат слова о духовных скрепах, российский театр едет в Эдинбург со спектаклем о толерантности – это ли не достижение? 

Мы не просто попали в Эдинбург (это же «театральная Ибица», второй Авиньон, когда спектакли играют на улицах и во дворах) – мы попали в основную конкурсную программу, мы представляем русскую культуру за рубежом! А в ответ – тишина.

– Как появился ваш театр, как все начиналось? 

– Это очень своеобразная история: смотря что считать началом театра. Если уж плясать от печки, говорить о корнях, то труппа появилась, еще когда я работал в Институте физкультуры. Там преподавала потрясающий мастер по вокалу – Татьяна Владимировна Вышпольская, дочь чемпиона СССР по фехтованию. Она работала в лучших советских институтах, но когда ее выжили, она вернулась в Институт физкультуры, где собрала потрясающий кружок из спортсменов, и к ней на занятия приезжали консерваторцы. Я вернулся из армии, работал в Доме актера, и мне порекомендовали пойти учиться к Вышпольской. Так я присоединился к кружку художественной самодеятельности, одновременно поступил в «Гнесинку». Мы часто встречались с кружковцами на выступлениях, а потом ко мне подошел один из основателей кружка и предложил преподавать основы театрального мастерства. Я никогда не собирался становиться педагогом и тем более руководителем театра, но и бросить ребят на произвол судьбы не мог. Вскоре возникла дилемма: делать карьеру в качестве актера или же остаться с кружком, а преподавание отнимало много времени. 

Но когда стало ясно, что никто, кроме меня, не мог этим заниматься, я остался ради служения театру и нашему коллективу, и мы начали делать постановку «Шоу должно продолжаться», которая произвела фурор в начале 1990-х годов и выиграла Кубок юмора Петросяна. С этим спектаклем мы вышли за рамки художественной самодеятельности. Но после этого, как часто бывает, у многих актеров началось не совсем правильное восприятие жизни, звездная болезнь, а ведь надо идти дальше! Я продолжал преподавать в Институте физкультуры на кафедре спортивной режиссуры и анимации, а здесь собралась масса талантливых ребят, и вскоре они влились в труппу «Куража»: я стал добирать труппу за счет выпускников, так к нам присоединились мастера спорта по акробатике, по прыжкам в воду, художественной гимнастике. 

Сцена из спектакля «Краски». Фото из архива театра «Кураж»

– Насколько я знаю, все ваши актеры – это спортсмены, а не профессиональные актеры. Не трудно с ними работать? 

– Напротив, я давно понял: если и набирать актеров, то только из спортсменов: они привыкли пахать, соревноваться, они привыкли быть сильными, у них потрясающие физические данные, и там, где богема говорит: «Нужно передохнуть», – они вкалывают. Они взрослые люди со сложившимся мировоззрением, они привыкли с пяти лет вставать с утра и тренироваться. Бывает, что у спортсменов узкий кругозор, пробелы в образовании, но вы же понимаете: где взять время, как все успеть? Мы решаем эту проблему: все наши актеры получили профильное образование и диплом актера – они поступили после Института физкультуры на театральное отделение и окончили его. 

– Как вы оказались в «Атриуме»? 

– После открытия центру, как коммерческому предприятию, нужно было привлекать людей. Руководитель центра предложил мне, как худруку театра, устраивать здесь детские утренники в зоне, где располагались кафе. Но у нашей труппы был очень высокий уровень, и вскоре на эти утренники как на полноценные спектакли стали приходить зрители: собиралось 80–100 человек, а мы показывали спектакль с элементами интерактива. Наши успехи заметили, и владелец «Атриума» Михаил Рудяк (потрясающий человек, царство ему небесное) предложил нам играть спектакли на постоянной основе. Он выделил нам место на четвертом этаже. Так в 2006 году мы стали полноценным репертуарным театром. 

Но затем приключилось несчастье: Михаил Рудяк погиб, и на время «Кураж» снова оказался без крыши над головой. Представьте мое состояние – это как ребенка потерять! Я на свои деньги начинаю снимать помещение в Доме литераторов, где мы в убыток играем спектакли. Но у меня была задача: сохранить коллектив и работать над новыми спектаклями. Вскоре «Атриумом» начинает руководить Эрнест Рудяк. Он предложил нам целый этаж. Так с 2009 года мы начинаем играть на постоянной основе детские и взрослые спектакли. 

– Афиша «Куража» сильно отличается от программы других театров: здесь показывают много западных пьес, в том числе «неходовых», малоизвестных драматургов. С чем это связано: современной российской драматургии (в том числе детской) нет?

– Отчасти соглашусь с вами: по-настоящему интересных пьес сегодня нет. Но меня всегда волновало и другое обстоятельство: я не понимал, почему так мало интересных театров для детей. Выбирая спектакли, я руководствуюсь собственным честолюбием художника: мне не интересно ставить ходовые спектакли, наживаться на чужом бренде, присваивать чужую славу. 

Конечно, мы могли бы поставить «Приключения Буратино», но зачем это делать, если эта пьеса идет в десятке театров? Мы сами делаем интересные постановки: на «Бюро игрушек» у нас не бывает пустого зала – работает «сарафанное радио». 

– Есть известная поговорка, что книга для детей должна быть такой же, как для взрослых, только лучше. А если говорить о ваших детских спектаклях, то какие они? 

– Спектакли должны быть искренними и интересными, и это хорошая школа для актеров. Если взрослый человек приходит на скучную постановку, он не уйдет – невежливо. А вот ребенок, если заскучает, тут же отвернется. Скажу больше: мы активно применяем интерактив в постановках (ох, как ваш брат-журналист полоскал меня за этот интерактив в 2006 году, а теперь это стало правилом во всех театрах): чтобы освободить детей от взрослых, мы усаживаем детей на подушки. Зрители активно участвуют в постановках: так, в одном спектакле мы перепутали всех сказочных персонажей, и чтобы они снова стали хорошими, дети должны что-то сделать: сорвать бороду... Это важный воспитательный момент: у ребенка повышается самооценка, школьник делает это на виду у родителей и одноклассников. 

У нас каждый спектакль имеет мораль, но плохого героя никогда не выгоняют, никогда не наказывают: он сам просит прощения – и дети его прощают. И если пять минут назад они ненавидели пирата, то после монолога, исповеди всегда дают шанс исправиться – это катарсис. 

– Худрук Школы современной пьесы Иосиф Райхельгауз заметил, что раньше в театр ходили как на праздник: в туфлях, вечерних платьях, а сегодня это отношение пропало. Как вы думаете, почему? Почему россияне в целом реже стали ходить в театр?  

– Давайте смотреть правде в глаза: по статистике только 10% россиян ходят в театры, а остальные не ходят никогда – он им не нужен. Театр – это элитное искусство. Но театр является одним из видов развлечения, и я не вижу ничего дурного в этом: вопрос в качестве этого самого зрителя. Если говорить о внешнем виде, то времена изменились. Вот представьте: живет девушка в Бутово, а вечером спектакль. Она поедет в вечернем наряде, туфлях? Не слишком ли много мы требуем от публики в этом плане?

– Как вы справляетесь с проблемой финансовой поддержки театра? Не секрет, что меценатство пока не очень распространено в России? 

– К сожалению, все театры зависят от продажи билетов, но театр – не коммерческая история, здесь нельзя заработать, поэтому порой приходится развлекать зрителей, и каждый театр выбирает сам, как это сделать, как поступить. Но во все времена театр существовал благодаря спонсорам. 

В этом случае хочется спросить: «А у вас есть дети? А что вы им показывали, когда дети были маленькими? Сводки с биржи, фьючерсы на нефть или мультики? А кто создал эти мультфильмы, эти фильмы? Их создали мы». Это очень важно, и не менее важно донести творчество до зрителей. Конечно, нам хочется, чтобы о театре чаще говорили, чтобы сюда приходило больше людей, поэтому своими силами отстаиваем маленькую творческую республику.